Читать «Вознесение : лучшие военные романы» онлайн - страница 322

Начальник разведки Адам поскользнулся во время бега и упал рукою на мину. Взрывом ему выдрало бок, и он полз по снегу, волоча вывалившийся из живота красный ком. Мимо бежали, он тонко звал, умоляя, чтобы его пристрелили. Вдруг увидел русского солдата с крестиком, которому недавно отрезал голову. Солдат смотрел на него немигающими голубыми глазами.

— Застрели меня!.. — умолял Адам, пытаясь затолкать обратно то, что вырвала из него мина. Солдат не отвечал, молча, синеглазо смотрел.

— Застрели, умоляю!.. — Адам протягивал к нему красные, окутанные паром руки.

Солдат не ответил и отошел.

Пушков лежал на спине, то приходил в сознание, куда его затягивали железными крючьями боли, то пропадал в беспамятстве, куда его утягивали на тех же хромированных, вонзившихся в ноги крюках. Эти обмороки и возвращения в явь были как колебания маятника, который каждым взмахом отрезал и отбрасывал часть его жизни. Кровь из него утекала, он замерзал, и по мере того как он остывал, прекращалась боль. Отступала вместе с жизнью от искалеченных ног, все ближе к груди, к сердцу, к раскрытым, наполненным слезами глазам. Сначала, приходя в себя, он видел взлетающие в небо оранжевые дирижабли, брызгающие разноцветные фонтаны, множество зайчиков света, какие бывают в ресторанах с вращающимся под потолком зеркальным шаром. Слышал, как кто-то ползет мимо него, ахая, бормоча, но не мог разобрать смысл невнятных бормотаний. Вдруг увидел, как сверху тонким лучом начинает светить в глаза белый прожектор, словно опускался вертолет, но прожектор вдруг превращался в телекамеру, и кто-то его снимал, непонятно зачем. У самой его головы прокатились сани, и он узнал их скрипучий, лесной, деревенский звук, удивившись тому, как они здесь оказались. Он снова исчез и когда очнулся, дирижаблей не было, фонтаны погасли, и небо над ним было в звездах, в разноцветном туманном мерцании. Среди дымчатой звездной росы сверкал ослепительный, усыпанный алмазами ковш.

Он смотрел не мигая на ковш, и ему захотелось пить. Он потянулся губами к ковшу, шевельнулся и вновь исчез. А когда вернулся, перед ним вращалась деревянная прялка, тетя Поля давила на шаткую дощечку маленьким валенком, спицы в колесе мелькали, и рябило в глазах от этой мелькающей карусели.

Лиса скакала по солнечной горячей опушке, выбрасывая синие сгустки снега, посмотрела на него счастливыми золотыми глазами. Он бежал в атаку по песчаным барханам, сваливая вниз потоки песка, и боевая машина пехоты, раскаленная под солнцем Каракумов, наматывала на гусеницы сыпучие ворохи. Жена расставляла по столу синие чашки их свадебного сервиза, и на скатерть с яблонь падали белые лепестки. Он летел на вертолете, вцепившись в железную лавку, пилот долбил из курсового пулемета лесопосадку, и в стороне грязно-зелеными брусками шла колонна. Его школьный учитель, худой, в застиранной косоворотке, ухватил костистой рукой край стола, читает сцену охоты из «Войны и мира», и на парте золотятся вензеля высохших чернил. Он качается в люке бэтээра, в глубокой колее, полной нефтяной зеленой гущи, в мокрых дождливых сумерках, взбегая на горы, проваливаясь в сырые долины, багровеют факелы взорванных нефтепроводов. Мама, опираясь на палку, идет по тропинке, останавливается среди зеленых вечерних трав, и он так любит ее, так дорожит этим светом немеркнущего летнего дня. Он пробирается в черном туннеле, среди зловонной воды, впереди мерцают автоматные вспышки, и пули рикошетят и цокают по бетонным кольцам. Они сидят с Валей, еще не женой, а невестой, в скрипучем старом автобусе, дорога льдисто хрустит, и он прижимает к себе ее хрупкое девичье плечо. Длинный жгут колонны уходит из города, и сзади на небе тусклое багровое зарево.