Читать «Столыпин. На пути к великой России» онлайн - страница 54

«Оля, бесценное мое сокровище, – пишет он жене 26 апреля 1906 г. – Вчера судьба моя решилась! Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясенной, представляющей из себя шестую часть шара, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что Он поддержит, вразумит меня. Господи, помоги мне. Я чувствую, что Он не оставляет меня, чувствую по тому спокойствию, которое меня не покидает»[250].

Столыпин ясно осознавал богоизбранность своего нового назначения. Отсюда и его удивительное спокойствие перед грядущими испытаниями. Новый министр внутренних дел не строил себе никаких иллюзий. Он знал, что его имя будет смешано с грязью революционной и либеральной прессой, что вся его семья станет мишенью для пуль и бомб террористов. Но Столыпин, как православный человек, искренне верил, что сердце царево в руках Божиих, и потому поверил в себя как министра, кому власть ниспослана свыше, из самой вечности. Страх за поруганную честь и семью ушел в сторону, уступив место трепетному исполнению Божественной воли.

В промежутке между двумя назначениями Столыпину суждено было еще раз ощутить на себе духовную силу царских слов. Это было во время открытия I Государственной думы, на котором царь призвал народных избранников к активному участию в деле переустройства страны. Присутствовавший на открытии новый руководитель МВД ловил каждое его слово. «Скажу только, – пишет Столыпин супруге, – что Государь свою речь (которую сам сочинил) сказал с таким чувством, что надо было быть каменным, чтобы не расчувствоваться. Это была не речь, а пламенная молитва»[251].

Уверенность Столыпина в духовной возвышенности верховной власти определила нравственный ориентир его реформаторского курса. Если бы Россией правило только продажное правительство, голос Столыпина оставался бы гласом вопиющего в пустыне, а его реформы представлялись бы очередной социальной утопией, несовместимой с обезбоженной общественной средой. Однако именно вера в религиозные основы царской власти рождала в Столыпине убежденность, что царь как Помазанник Божий будет проводить политику не в интересах привилегированного класса, а в интересах всего народа, не сводя реформы к одному материальному насыщению, а раскрепощая и умножая в народе его духовный, умственный и трудовой потенциал. Даже в период колебания доверия к монарху[252] Столыпин откровенно признается царю, что не может избрать своей опорой Государственную думу взамен его авторитета.

Жизнь на каждом шагу подтверждала верность этой позиции. Именно самодержавие, а не Государственная дума явилось движущей силой столыпинских преобразований. По царскому указу, вопреки первоначальной воле Думы, проводится аграрная реформа, начинается строительство Амурской железнодорожной магистрали, перевооружение флота, населению предоставляются религиозные свободы. Наконец, вопреки законодательной блокаде Госсовета земское самоуправление вводится в западных губерниях.