Читать «В пекло по собственной воле (сборник)» онлайн - страница 7

– Как погода? – спросил Кавээн.

– Прогноз ненадежный, – ответила я. – Ветер северный, на море – среднее волнение, штормового предупреждения не передавали. Сейсмическая обстановка – устойчивая, толчков, даже отдаленных, не наблюдается. О жертвах не сообщается, возможно – все двадцать пассажиров погибли вместе с экипажем. Водолазы еще не спускались, и информации о самолете нет никакой.

Отряд мой молчал. А что говорить? Нужно своими глазами взглянуть на место катастрофы. Хотя что там смотреть – такие же волны, как и здесь, за бортом нашего катера. И пустынное море вокруг. Только три спасательских судна над невидимым под водой самолетом. Вот и все, что мы сможем увидеть на месте катастрофы.

Нет, нужно вниз спускаться, тогда хоть что-то прояснится, и только тогда мы сможем решить, успеем спасти людей, попавших в беду, или нет… Если, например, уклон дна там, где лежит самолет, большой, на наших попытках вызволить их можно поставить крест. Малейший толчок приведет к тому, что самолет соскользнет вниз, еще глубже, а при этом может еще и на отдельные части развалиться. Тогда все – конец!

Конечно, даже тогда мы будем пытаться их спасти. Но – уже без особой надежды, что кто-нибудь остался там живой…

Я так задумалась, что не сразу обратила внимание, что Игорек с дядей Сашей Кавээном сидят, уставившись в одну точку, и что-то сосредоточенно и удивленно рассматривают впереди…

– Что вы там увидели, Игорь? – спросила я и лишь потом посмотрела туда же, куда и они…

Признаюсь, что увиденное мной меня тоже поразило. Прямо на нашем пути по воде, словно посуху, двигался… железнодорожный состав! Было от чего остолбенеть. Не сразу я рассмотрела, что вагоны стоят парами и что впереди этих столь непривычных на море сугубо сухопутных транспортных средств идут два небольших спаренных катера-буксира. Они тащили несколько сцепленных между собою барж, на которых и стояли товарные вагоны.

– Товарняк пошел, – ответил на мой вопрос Игорь. – Интересно, а пассажирские, курьерские и скорые здесь тоже ходят?

Я пожала плечами:

– Нет, Игорь, наверное, только электрички…

Железнодорожный паром прополз поперек нашего пути, и мы неожиданно увидели три корабля, прежде скрытые от нас за вагонами.

– Вот мы и на месте, – сказал Кавээн. – Который тут «Посейдон»?

– Где вас черти носят? – «приветствовал» нас молодой полковник МЧС, командовавший работами на «Посейдоне». – Через час уже члены комиссии здесь будут, а у нас еще информации никакой нет. Что мне им докладывать? Что несколько часов ждал спасательную группу?

– Комиссия посидит и без информации, ничего с ней не случится. Да и с вами тоже, полковник! – резко ответила я, возмутившись тем, что он все поставил с ног на голову. – А вот людям, которые там, под водой, возможно, дышать уже нечем! У вас готов аппарат?

– Минут через сорок будет готов специальный тамбур, который можно герметично присоединить к обшивке самолета… – пробормотал он.

Я посмотрела на него уничтожающе. Вот такие, как этот полковник, «спасатели» разваливают наше МЧС! Его больше всего беспокоит, как он будет выглядеть в глазах прибывающего начальства, а о людях, находящихся в экстремальной ситуации и ждущих его помощи, он и не думает. Вот главная опасность для нас, а вовсе не происки наших противников. Самый страшный враг тот, что внутри нас самих.

– Приготовьте немедленно легкий акваланг! – сказала я полковнику. – Пока вы там будете возиться со своим аппаратом, я сама спущусь к самолету, посмотрю на все своими глазами…

– Вам нечего там делать, капитан! – резко возразил мне полковник. – Мои люди уже спускались на дно и делали рекогносцировку…

– Им удалось выяснить, живы пассажиры или нет? – перебила я.

Полковник покачал головой.

– У них было другое задание, – сказал он. – И они его выполнили. А вам, капитан, не мешало бы помнить о существенной разнице в звании и в должности, которая между нами существует!

Я разозлилась.

«Так ты мне свои погоны будешь в нос совать? – подумала я угрожающе. – Хорошо, полковник, сейчас мы всех по своим местам расставим».

У каждого человека есть какие-нибудь психологические проблемы. Это его наиболее больное и тщательно скрываемое место. Опытному психологу достаточно, однако, внимательного взгляда и нескольких фраз, чтобы в общих чертах установить суть психологической проблемы конкретного человека – они все типичны и в силу того – схожи у разных людей. Вот дальше начинается уже сфера индивидуального – у каждого конкретного человека одна и та же проблема развивается по-разному, в зависимости от частностей его жизни. Но мне и не нужно было знать о жизни этого испуганно-нагловатого полковника ничего личного и индивидуального. Он целиком укладывался в общую схему. Я заметила, что, слушая меня, он украдкой пялился на мою грудь.

– Вам, полковник, тоже не мешало бы помнить, что вы взрослый и полностью свободный в своих поступках человек, – сказала я, подойдя к нему вплотную. – Перестаньте думать о том, что и мама, и начальство очень далеко от вас на берегу и вам не у кого спросить, что делать дальше… Здесь начальник вы, и вы должны принимать решение самостоятельно, как бы страшно для вас это ни было.

Я понизила голос и перешла на громкий шепот, слышный только мне и ему, поскольку остальное касалось только нас двоих и я вовсе не хотела, чтобы Игорек и Кавээн слышали мои слова.

– И прекратите наконец грезить, как приятно и спокойно было бы уткнуться в мои груди и заснуть на них. Женская грудь предназначена для мужчин, а не для мальчиков!

Полковник покраснел и плотно сжал тонкие мальчишеские губы. Он явно хотел что-то мне ответить, но легкое покачивание палубы под ногами напоминало о том, что под ногами у нас не твердая и надежная почва, а колеблющаяся поверхность воды, скрывающая под собой неясные опасности и неизведанные глубины.

Неважно, что судовой эхолот показывал всего тридцать метров глубины, – чувственное восприятие всегда берет верх над логикой и здравым смыслом, особенно в таких неустоявшихся зависимых натурах, как этот еще не вышедший из младенческого возраста полковник. Поверхность воды он скорее всего воспринимал как бездну под ногами, а самостоятельность была для него столь же пугающей бездной.

Он оторвал наконец глаза от складок комбинезона на моей груди и посмотрел мне в глаза.

– Делайте, что хотите, – и, быстро повернувшись, ушел к себе в рубку.

Я вздохнула, с горечью убедившись в верности своего мгновенного диагноза. Я была бы рада ошибиться в своих представлениях об этом человеке, но, к сожалению, он был именно тем, кем был, – типичным представителем современных мужчин – слабых и целиком переложивших на плечи женщин всю ответственность за устройство нашей общей жизни. Такие, по-моему, сами не вполне уверены, что они – мужчины. А обилие голубого оттенка в современных сексуальных отношениях лишь утверждает меня в этом предположении.

Игорек сказал мне негромко на ухо:

– Здорово ты его отшила! Интересно, что ты ему там шептала?

– Игорь! Ты не хочешь покраснеть так же, как он? – спросила я Игорька, который постоянно пытался научиться моим профессиональным приемам. – Тогда не спрашивай о том, чего я не стремлюсь рассказывать сама. Давай-ка, быстро готовь акваланги. Спустишься со мной к самолету.

Вода в Каспийском море была не настолько теплой, чтобы получить удовольствие от купания пасмурным днем ранней осени. Поэтому мы облачились в тонкие шерстяные костюмы, натянув поверх них комбинезоны из прорезиненной ткани.

Кавээн проверил наши аппараты, убедился, что баллоны с дыхательной смесью полностью заправлены, и помог нам надеть их.

Мы спустились на специальную площадку для погружений у самой воды и прополоскали водой маски, чтоб стекла не запотели. Я помахала Кавээну рукой и спиной плюхнулась в воду.

Меня поразил контраст в ощущениях, которые я по привычке сразу же стала анализировать. Волнующаяся от довольно заметного ветра поверхность моря сменилась тишиной и спокойствием подводного мира. Только колеблющаяся над головой серебристая поверхность воды напоминала, что где-то существуют волны и ветер.

Я задрала голову и увидела фигуру Игорька, в туче серебристых воздушных пузырьков ввалившегося сквозь поблескивающую перламутром крышу. Он принялся выделывать руками и ногами бестолковые движения, привыкая к управлению своим телом под водой.

Я просигналила ему рукой – спускаемся, мол, вниз, к самолету, и мы, зашевелив ластами, повернулись головами к лежащей на дне цели нашего погружения.

Вдруг беспокойная мысль об акулах, гигантских осьминогах, электрических скатах и прочих морских чудищах пришла мне в голову. Я оглянулась по сторонам, но ничего, кроме сгущающейся метрах в тридцати от нас сероватой мглы, не увидела.

Какие-то рыбешки, очень похожие на обычных селедок, шныряли вокруг нас и вели себя совершенно спокойно. Глядя на них, я тоже успокоилась, к тому же даже вспомнила, что в Каспийском море ни акулы, ни осьминоги не водятся. Даже если это и не так, я быстро себя в этом убедила, чтобы не отвлекаться на всякие не относящиеся к работе страхи.

Дно сливалось в сплошную темную поверхность под ними, и только более темная часть этой поверхности позволяла догадаться, что там склон подводного обрыва и большая глубина. Оставленный водолазами с «Посейдона» фонарь-маячок на якоре-аккумуляторе подсказывал нам с Игорьком место расположения самолета.

Постепенно глаза начали различать огромную светлую сигару, боком лежащую на склоне дна. Одно крыло самолета вонзилось в ил и удерживало его от сползания с обрыва. Это была несомненная удача. Но глубоко ли оно вонзилось и прочно ли удерживает корпус самолета? Никто не мог ответить на эти вопросы.

Мы с Игорем опустились прямо к фонарю, прикрепленному к торчащей кверху хвостовой части самолета. Я помахала рукой, объясняя, что пойду вдоль правого борта самолета, а он должен идти вдоль левого. Игорек закивал головой – понял, мол.

Осторожно перебирая по поверхности самолета руками, я двинулась вдоль фюзеляжа, стараясь держаться ближе к иллюминаторам, почти прижатым к склону дна. Как только стало возможным, я попыталась заглянуть внутрь, но ничего, кроме своего отражения на черном фоне за стеклом, не увидела. Только тишина и неподвижность.

Я пробралась к двери и попыталась ее открыть, зная, впрочем, что без специальных инструментов сделать это совершенно невозможно. Когда я толкала дверь, мне показалось, что корпус самолета слегка качнулся, и я в испуге застыла. Я прекрасно понимала, что одной мне не под силу сдвинуть самолет даже из точки неустойчивого равновесия, но тем не менее больше не решилась искушать судьбу. Вдруг мой слабый толчок станет той последней каплей, которая свалит самолет в пропасть?

Иллюминаторы в носовой части упирались в заиленный склон дна, и мне ничего не оставалось, как сделать попытку добраться до кабины пилотов, наполовину скрытой за огромной грудой ила, которую самолет выпахал своим носом из дна при падении.

Первое, что я обнаружила, добравшись до носовой части, – разбитый фонарь кабины, полностью залитый водой. Это была плохая новость, хотя и наивно было бы ожидать, что самолет сохранит герметичность при падении в воду и ударе о дно, но я все же надеялась. Теперь оставалось надеяться только на то, что хвостовая часть осталась неразрушенной и воздух, скопившийся в ней, позволит людям продержаться хотя бы несколько часов, за которые мы должны успеть до них добраться и спасти.

Я напряженно вглядывалась в глубь пилотской кабины и вдруг увидела лицо человека, прижатое к стеклу. Глаза эти были широко раскрыты и в них явственно читались страх и боль. Рот тоже был открыт – то ли в крике, то ли в последней попытке вздохнуть. Я не могла оторвать от него взгляда.