Читать «Слово и дело!» онлайн - страница 83

Михаил Иванович Семевский

«Смотри, читай эту книгу Кириллову, — говорил вскоре после этого Степан дьячку Вознесенского девичьего монастыря, — тут имя написано антихристово». И передал ему все слышанное от Саввы. «Приметь и то, — продолжал Степан, — бывало, молят Бога за царя Петра Алексеевича, а ныне стали молиться за императора Петра Великого, отечество ж уже не поминается».

Степан не скрывал терзавших его сомнений ни от кого из знакомых, тем более не решился он скрыть их от отца своего духовного, Архангельской церкви попа Ивана Афанасьева. Не рассеет ли их отец духовный? Нет! Отец Иван еще утягчил тревожное состояние Выморкова рассказом: «Вот, как мы бывали на Воронеже в певчих и певали пред государем и при компании (т. е. его свите) проклинали изменников, и дошел разговор до Талицкого, и государь в то число говорил так: „О, вор Талицкий! Уж и я антихрист пред тобою!“ — К чему ж то государь говорил, — заключил священник, — Бог знает».

Рассказ попа Афанасьева не рассеял недоумений дьячка Степана, «к его сомнениям приложил поп только новое сомненье». И нигде-то он не встретил кого-либо, кто бы ему положительно и ясно доказал всю нелепость его убеждений. Напротив, всюду он слышит подтверждение своей дикой мысли. Степан стал подумывать, не обратиться ли к старообрядцам за разрешением своих сомнений, и стал он спрашивать предварительно у знакомого уже нам протопопа Тихона о существе разницы крестного знамения первыми тремя перстами и одним первым большим с двумя последними: которое из сих сложений рук более истинно?

— Как хочешь крестись, — равнодушно отвечал отец Тихон, — я крещусь и так, и сяк, в том силы нет, хоть и кулаком крестись.

— Ну, а что то за слово «император»? — допрашивал Степан.

— Знатно, что больше царя, — отвечал протопоп. Возрастающие толки о том, что скоро повелят служить на опресноках, что скоро и монастыри не будут сметь принимать к себе новых сподвижников, до того устрашили Степана, что он решился постричься в монахи.

— Антихрист скоро велит служить на опресноках, — сказал Степан своим домашним, сидя на Рождество 1722 года за обедом, — а я не стану того ждать, я уйду в монастырь.

— Не спеши постригаться, — останавливала его старица Киликея, которой он также сообщил свое решение, — не спеши, жена у тебя есть.

— Да уж указы пришли, чтоб не постригать новых монахов, я и потороплюсь, пока указ не исполнен, — возражал Степан, — да и монах Савва сказывал мне, что в мире у нас царствует антихрист.

— Врет он, — спорила Киликея, — антихрист женат не будет…

— Ведь я сам присмотрел в Кирилловой старопечатной книге, — стоял на своем дьячок, — что во имя Симона-Петра имать сести гордый князь, мира сего антихрист…

— Нет, не он — это наш государь… А читала я в книге, — продолжала Киликея, — что первое гонение будет от антихриста на монахов, монастыри опустошены и огнем пожжены будут…

— Однако ж, я постригусь; когда что будет, тогда и в горы уйду…

Стал обходить Выморков своих знакомых, причем извещал их о своем решении постричься; зашел, между прочим, он к посадскому человеку, жителю Тамбова, Котову. В беседе с женой его, Анной Обросимовной, сообщил Степан и ей свое ученье.