Читать «Mme Квист, Бликс и Ко» онлайн - страница 5

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Она опять посмотрела на Миловзорова своими грустными глазами и вздохнула, а он смутился, как человек, который шутя вызвал наболевшую откровенность.

III

Протопопица стала замечать, что с Сережей как будто что-то неладное творится. Он всегда был неразговорчивым и серьезным, а теперь уж начал совеем задумываться. Или на службе торчит, или у себя дома шагает из угла в угол. Даже похудел за зиму. У матерей есть свой инстинкт, и они чуют беду.

— Сережа, ты бы сходил куда-нибудь, — советовала она. — Молодой человек, что сидеть дома-то?..

— Куда же мне идти?

— Мало ли у нас знакомых: к судейским кому-нибудь или к своим банковским.

— Не стоит, мамаша. Скучно одинаково везде…

Семейные вечера в клубе кончались на масленице (этого слова Зоя Егоровна никак не умела выговорить), и Миловзоров серьезно скучал. Теперь он мог встречать Зою Егоровну только на улице, когда она делала свою утреннюю прогулку с детьми. Душевные разговоры кончились, и Зоя Егоровна точно начала сторониться русского поповича. А он смотрел на нее такими странными глазами, что заставлял ее краснеть и хмурить тонкие брови.

— Почему вы никогда не пригласите меня к себе? — откровенно спрашивал Миловзоров. — Ведь я хорошо знаком с Квистом и Бликсом…

— У нас это не принято. Мужчины у нас не бывают… Это только русские тащат к себе домой каждого встречного. Это не относится к вам, Сергей Иваныч, а я так, вообще, говорю…

Миловзоров смотрел на нее и думал про себя: «Какая она хорошая, вся хорошая. С такой женщиной не страшно связать всю жизнь». Оборотной стороной этой простой и естественной мысли являлась какая-то глухая ненависть к Квисту и Бликсу с их самодовольством, выдержкой и европейским эгоизмом. Собственно, положение Зои Егоровны являлось утонченным цивилизованным рабством, за которое не приходилось даже платить, как это делалось в доброе старое время настоящего откровенного рабства. Комиссионеры эксплуатировали ее самым бессовестным образом, кончая ее комиссионерским материнством. Даже протопопица удивлялась безответности мудреной немки. А Миловзоров думал о ней все время и у себя в банке и дома по ночам. Как-то, после одной из таких бессонных ночей, он дождался Зои Егоровны во время утренней прогулки и проговорил без всяких предисловий, виновато опустив глаза:

— Зоя Егоровна, выходите за меня замуж… Я вас очень… очень люблю… Право, мы прожили бы недурно.

Она страшно смутилась и посмотрела на него испуганными глазами, как на сумасшедшего.

— Я знаю, что вы даже не m-me Квист, Бликс и Ко, а просто конторщица. Когда пройдет ваша молодость, вас вышвырнут на улицу, как бросают негодную тряпку… О, я все знаю, я столько думал об этом!

Она схватила своих детей за руки, точно искала в них защиты, и ответила упавшим голосом:

— Если бы я встретила вас лет десять назад, когда была девушкой, тогда… А теперь…

— Я не требую сейчас ответа. Вы подумайте серьезно… Я уже решил про себя.

Он даже улыбнулся и так спокойно посмотрел на нее. В его карих добрых глазах действительно светилась решимость, та отчаянная славянская решимость, которая идет на все.