Читать «Владыка темной стороны» онлайн - страница 15

Артур Конан Дойл

Разумеется, вы знаете, кто я. Мне было приятно, когда вы не так давно устроили беседу обо мне. Обо мне нельзя ни говорить, ни даже думать так, чтобы я об этом не узнал. И нельзя войти в этот мой старинный дом — мой заветный, мой укромный приют — так, чтобы не призвать меня. Вот почему те убогонькие избегают появляться здесь и вас склоняли к тому же. Разумнее было бы последовать их совету. Вы сами накликали меня, а уж если я пришел на зов, я так просто не удаляюсь.

Ваш умишко, отягощенный крохоткой земной науки, сейчас изводится над проблемой, которую я для вас представляю. Мол, как это я могу жить здесь без кислорода? А я здесь не живу, я живу в великом мире людей под лучами солнца. Я только заглядываю сюда, когда меня зовут, как это сделали вы. Я тварь эфиродышащая. А эфира здесь столько же, сколько и на вершинах гор. Некоторые из ваших соотечественников, доктор, могут жить без воздуха. Войдя в каталепсию, они месяцами лежат бездыханны. Я-— почти как они, но, как видите, в полном сознании и способен действовать.

Вам не терпится узнать, как это вы слышите меня. Не в том ли самая суть беспроволочной передачи, что она может быть обращена из эфирной среды в воздушную? И я тоже способен преобразить свои произнесенные в эфире слова и довести их до ваших ушей, используя воздух, которым наполнены эти ваши несуразные колпаки.

Ах, вам не дают покоя мои познания в английском языке? Да, надеюсь, они безукоризненны. Я прожил на земле некоторое время, можно сказать, увы, весьма и весьма затянувшееся. Сколько именно? Да уже пошел то ли одиннадцатитысячный, то ли двенадцатитысячный год. Полагаю, двенадцатитысячный. Хватило и на то, чтобы изучить все человеческие наречия. В том числе и ваше, английское, не хуже, чем остальные.

Рассеял ли я ваше недоумение? Вот и хорошо. Не на слух — так, по крайней мере, на вид понимаю, что рассеял. Тогда поговорим о более серьезных вещах.

Я — Ваал-Сийп, Владыка Темной Стороны. Тот самый, так далеко проникший в заветные тайны Природы, что оказался в силах бросить вызов самой смерти. Уж так я распорядился, что не могу умереть, даже если пожелаю. Чтобы все-таки умереть, придется изобрести кое-что посильнее, чем мое искусство. Ах, смертные, никогда не молитесь об избавлении от смерти. Смерть страшна, но бессмертие бесконечно страшнее. Тебе все тысячу раз надоело, а мимо течет нескончаемый поток человечества. Сидишь на берегу истории и видишь, как она движется все вперед и вперед, оставляя нас позади себя. Что ж дивиться, если мое сердце исходит черной горечью, если я проклинаю это стадо? При первой же возможности я действую ему во вред. Мне не следовало бы? Почему?

Вас интересует, как я этого добиваюсь. У меня есть сила, и немалая. Я могу повелевать умами. Я властвую над скопищем черни. Я всюду, где затевают злое дело. Я был с гуннами, когда они превратили в развалины пол-Европы. Я был с сарацинами, когда они именем веры подняли на клинки всех непокорных. Я вышел из дому в Варфоломеевскую ночь. Я поощрял работорговлю. Это мой шепоток обернулся кострами для десятков тысяч сморщенных старух, которых дурачье именовало ведьмами. Это я в образе закопченного верзилы вел парижскую чернь по залитым кровью улицам. Славные были времена, но не сравнишь с недавними в России. Вот оттуда я сейчас и явился. И я подзабыл об этом гнезде морских крыс, возящихся в грязи и берегущих жалкие остатки искусств и легенд той великой страны, где жизнь цвела как нигде и никогда. Это вы напомнили мне о них, ибо мой старинный дом соединен колебательной связью, о которой ваша наука ничего не знает, с человеком, который его построил и любит. Я узнал, что сюда вошли чужие; мною интересуются, и вот я здесь. А раз я здесь, впервые за тысячу лет здесь, то вспомнилось и о том народце. Хватит ему тут прозябать. Пора и честь знать. Они тут засели по воле человека, который всю свою жизнь бросал мне вызов и построил это убежище от катастрофы, поглотившей все, кроме этого народца и меня. Его мудрость спасла их так же, как моя меня. Но нынче моя сила сокрушит тех, кого он спас,— и конец всей этой истории.