Читать «Эффенди Капиев» онлайн - страница 70
Мариэтта Омаровна Чудакова
Но сами слова «уверенность в себе» вовсе не однозначны, и правы, видимо, и те, и другие.
Уверенный в своем будущем, в том, что достигнет цели, несмотря на любые препятствия? Да, несомненно!
— Литература! Я возьму ее, эту твердыню! Сама сдастся. Большие крепости всегда брались измором, — так говорит он жене еще в 1933 году.
Уверенный в себе — ежеминутно, в любом разговоре? Несомненно, нет.
Человек, идущий его путем — путем самоучительства, — начавший все заново, на пустом, в сущности, месте, никогда не может быть уверен в себе так, как тот, кому право на эту уверенность досталось по наследству, кого любовно растили и образовывали с раннего детства в нужном направлении.
Капиева не растили так, не шлифовали. Никто не образовывал его с раннего детства. Ему лишь одно говорили: «Вырасти! Выучись! Добейся!»
И он выбрал сам свою цель и сам, без помощи, без наставничества, стал ее добиваться.
Что же мог предложить человек его судьбы полузнакомым, плохо знающим его людям, уже имеющим, как ему казалось, в своем багаже то, к чему он все еще только стремился?
Только будущее.
Но только он один видит его — он сам и еще самые близкие ему люди.
Потому он уверен в себе среди близких и застенчив среди остальных. Попадая в иной круг, он не может не чувствовать ежеминутно пробелы своего настоящего — много острее, чем чувствуют их его собеседники.
…Зато как много может предложить любому своему окружению человек иной судьбы — с «доброкачественным» детством и юностью и ему самому неясным, все еще не выбранным будущим! В его распоряжении и прошлое и настоящее. Он всегда уверен в себе. Ценности, которыми он обладает, могут быть предъявлены по первому требованию.
О будущем же людей не спрашивают. Это — та монета, которая не имеет хождения.
IX
Что же все-таки это значило — писать «ни о чем»?
Что происходит в новеллах, в которых «не происходит никаких событий»?
В них ведутся, например, разговоры. Молодой собеседник увещевает старого:
«— Но поэт должен быть бережливым. Ты же болен.
— Поэт должен быть щедрым, как соловей. Я не болен.
— Но сердце не кремень, Сулейман. Нельзя без конца высекать из него огонь.
— Слушай, Габиб, я думаю иначе…»
Несколько раз на протяжении книги старый поэт берется рассказывать историю своей жизни. Но всякий раз эта цель отодвинута назад иными целями — демонстрацией образного мышления поэта. «Через пески и сыпучие перевалы шел мой путь. В этих песках человеческих следов не было. Встречные колодцы были солеными, и вода их жгла мой язык. Встречные ветры были кружащими и качали меня».
Вместо биографии поэта мы слышим его речь, «плетение словес», и в самом деле очень искусное, завораживающее внимание, и невольно увлекаемся его бесхитростной логикой. «…Я пою о Красной Армии, а Красная Армия и в Москве и Самарканде — одна, и в горах и на равнине — едина. Я пою о комсомоле — комсомол и грузинский и лакский все тот же… А родина у нас одна. Вот и получается, что я общий поэт, а не только лезгинский».