Читать «Антология осетинской прозы» онлайн - страница 384
Тотырбек Исмаилович Джатиев
Дверь у него в квартире скрипучая. С ночи старуха оставила ее открытой, чтобы никого не разбудить. Только начало светать, встала тихонько и пошла. На первый автобус успела. А сейчас-то солнце уже высоко. Все уже проснулись и, наверное, ищут ее.
— Доберусь ли? — снова спросила она.
И опять отогнала эту мысль.
— Немного осталось.
Вечером старуха разденется, сядет в исподнем на краешек постели и будет говорить, говорить что-то быстрое и невнятное. Из бормотанья ее можно понять лишь: «Будь милостивым, всевышний». О чем же молитва?
— Бабушка, — спросит ее маленький Бобе, — ты что такое говоришь?
— Прошу, хороший мой, чтобы тем, кто сейчас дома, завтрашний рассвет принес добро. А те, кто в пути, пусть живыми и здоровыми вернутся домой.
Проснувшись утром, она будет долго смотреть в окно. Потом назовет каждого из домочадцев по имени и спросит громко:
— Уже светло?
— Светло, — ответит ей кто-нибудь.
— Чтобы жертвой твоей я стала, — вздохнет она с радостью, перекрестится и только после этого встанет.
В деревне, в доме того, за которого она когда-то вышла замуж, теперь ее младший сын хозяином. Женат он. И дети есть — Бобе и его сестра. Не любит ее старуха. Все ей кажется, что девчонка так и норовит стащить у нее что-то. То ли дело Бобе. Бывает, конечно, поссорятся они, а то и весь день не разговаривают, но дольше старуха не выдерживает. Достает припрятанную в кармане конфету и протягивает ему. Правда, тайком, чтобы девчонка не увидела. А Бобе подпрыгнет, как щенок, поцелует ее, и старуха заплачет от радости.
— Чтобы жертвой твоей я стала, мой хороший. Зря тебя поругала, зря.
А через несколько минут они опять ссорятся…
Старший сын ее живет в Орджоникидзе. У него и дети уже взрослые. Далеко они, а ей так хочется их видеть. Соберется она в Орджоникидзе, а сестра Бобе обязательно скажет:
— Бабушка, опять на гастроли выезжаешь?
Старуха не знает, что такое «гастроли», но догадывается, что хорошего в этом мало.
— Ты опозоришь наш очаг! — проворчит она сердито.
Противная все же девчонка! Строптивая, ехидная…
Взять хотя бы еду. Старуха никогда на людях не ела досыта. Сколько бы не положили ей в тарелку, всегда отнекивается:
— Нет, нет, это слишком. Столько не съем.
И заставит убавить наполовину.
А за день-то не раз проголодаешься. Если дома никого нет, можно и поесть. Наспех, конечно, так, чтобы никто не застал тебя за едой. Похлебаешь супа из кастрюли, и то ладно. Только девчонка эта глазастая мешает. То забежит, то выбежит, и все-то ей надо видеть. Вот и приходится есть с оглядкой.
А может, это от старости? Но какая же она старуха? На соседней улице живет женщина намного старше, лет на шесть, наверное, или на семь. Однажды она поговорила с ней и, радостная, пришла домой.
— Ты что-то в хорошем настроении, — заметила невестка.
— Вот… Рожан меня удочерила. — гордо ответила она.
Все стали смеяться над ней. И невестка, и сын, и девчонка, конечно. Старуха смотрела на них и не могла понять, что их насмешило. Если Рожан старше, разве она не может удочерить ее? Нет, многого не понимают эти младшие…