Читать «Русские и нерусские» онлайн - страница 57

Наверное, в русских библиотеках Израиля можно найти тексты не хуже «Лимонки», но речь не о том. Речь о генах, которые сами по себе ни плохи, ни хороши. Зато доктрины, на этих генах построенные, оборачиваются к людям не только хорошей, но и весьма плохой стороной.

Вот носители генов приезжают в Израиль. Гречневую кашу они понемногу доедают, Баркашова сменяет кто-нибудь поближе, у детей-внуков слабеет и утрачивается русский язык, потом иссякает и память о России. Увы, это неизбежно. Снявши голову, по волосам не плачут. Ужасно не это, а та селекция, которая свершается в точках перелома.

На войне, как на войне: в Израиле либо ты становишься стопроцентным израильтянином: идешь сражаться за родину, стреляешь в палестинцев, взрываешься и взлетаешь на воздух вместе с ними, — либо ты не нужен. Не нужен — как «всемирноисторический интеллектуал», как очкарик галута, уповающий на политкорректность. Там, где корректируют огонь, реверансы не корректируют.

Еврейский расизм, или филосемитизм, не пострадал от «политической корректности». Мы справедливо негодуем, услышав: «не смей выходить замуж за еврея», но ни одного еврея еще не осудили за сравнения смешанных браков — с Освенцимом. А такие сравнения делались и Голдой Меир, и нынешними американскими и израильскими идеологами.

Возможно, Голда Меир и сказала о смешанных браках что-нибудь подобное; надо бы узнать, когда, кому и в каком состоянии. Но странно: мне не хочется это узнавать. Это уже «их дела», «их выбор», «их драма». Может, какой-нибудь «отец общины» в Израиле и полагает, что «жизнь еврея важнее жизни гоя настолько же, насколько жизнь гоя важнее жизни животного». Ну, так сказавший это пусть и отвечает как «избранный» перед теми, кого он считает животными. Я в ту сторону головы не поверну.

Я тревожусь о моих друзьях, на моей памяти отъехавших в Израиль, и я горюю о погибших там людях. Но надо смотреть правде в глаза: рано или поздно, со сменой поколений — эта боль у русских евреев «абстрагируется» до степени той солидарности, какую мы в пионерские времена питали к «сражающейся Испании» или «пробуждающейся Африке». Конечно, надо сочувствовать страдальцам, но они так далеко, на берегу чужого моря, там, где когда-то испытывали судьбу крестоносцы, а до того гуляли римляне, а до того праотец Авраам провожал взглядом служанку Агарь, уходящую с Измаилом. Где они, а где мы!

Как там решится дело? Не угадать. Может, устоит форпост иудео-христианского мира (и тогда что? начнутся разборки внутри этого мира?), а может, не устоит (и тогда, как с усмешкой авгура говаривал мне Владимир Максимов, Россия очередной раз раскроет объятья беженцам из Святой земли), а дальше? Разборка между тем, кто спас, и теми, кого спасли?

Не знаю. Не могу знать. Не хватает сил думать об этом. Там «идет другая драма, и на этот раз меня уволь».