Читать «Русские и нерусские» онлайн - страница 52

Вы можете ли представить себе русского, который часами сидит в клубе и притворяется, будто читает газету? Или заключает там пари на предмет того, какая из двух дождевых капель первой соскользнет к подоконнику? Ну, положим, наш подвыпивший купчик, из ндравных, может поставить на кон бешеные деньги, побившись об заклад из чистого куражу. Это запросто. Но вот другой эпизод. Вносят в клуб потерявшего сознание прохожего. Джентльмены заключают пари: помрет или не помрет? Тут является «скорая помощь» и начинает откачивать бедолагу. Джентльмены протестуют: это нарушает условия их спора! Вы можете вообразить такое на Руси? Да наши спорщики рубахи бы с себя посрывали на бинты страдальцу!

Что же нас так завораживает в британцах? Все то, чего в нас нет и никогда не будет.

Хотя и мечтается.

Искусство одиночества. Искусство недосказанности. Искусство общения, при котором не переходят границ, не братаются, не сливаются в единодушии, но ни на миг не теряют контакта. И лица не теряют. И правил не меняют. И в дом не пускают без приглашения.

Дом снаружи — крепость, зато внутри — рай! Всю неделю пиджак — на все пуговицы, зато в уик-энд — шлепанцы, старая кофта и полная свобода вымазывать тарелку хлебом и есть руками, если хочешь.

Самообладание. Самоуважание. Самоконтроль.

Но вот все это ставится под вопрос. Что-то неладно в английском государстве. В английский пейзаж плохо вписывается фигура фаната, громящего трибуны. В наш — пожалуйста, у нас и на футболе душа горит, но — на родине футбола?! Неужели неповторимо британский склад жизни исчезает в водомоинах «европейского союза» и разводьях «глобализма»? Леденящая перспектива.

Расскажу случай, внушивший мне на этот счет некоторые надежды. Лет десять назад я попал в Лондон для участия в одной политологической конференции, о которой сейчас уже нет интереса вспоминать, а запомнилось то, что составляет для меня, русского, загадку Англии: быт, дом и кров. Меня поселили недалеко от университета в аспирантском общежитии, на пятом этаже сравнительно нового дома, под крышей, в маленькой комнате-келье, дверь которой выходила в общий коридор и к местам «общего пользования». Меня это вполне устраивало, ибо было привычно.

Но в один прекрасный день хлынул знаменитый лондонский дождь. От него меня сверху отчасти спас зонтик, а снизу ничто не спасло: хотя тротуары в Лондоне искусно покаты, и вода быстро уходит в кюветы, но хлестало так, что мои кроссовки мгновенно промокли. Добравшись до дома, я исхитрился высушить их, повесив на электросушилку в умывальнике, и все это удалось. Потрясло же меня при этом такое непредвиденное обстоятельство: во всю ширь туалетно-умывальной комнаты красовалась огромная, прямо-таки миргородская лужа. Напоминаю, дело происходило на пятом этаже, и причиной наводнения явно была дырка в крыше.

Служитель в форме, застегнутый на все пуговицы, с бакенбардами диккенсовского отлива, появился в тот самый момент, когда я, отключив электросушилку и сняв с нее кроссовки, косолапил к выходу, как медведь, переходящий реку по камням. Служитель спокойно наблюдал. Его невозмутимость показалась мне опасной: мало ли, вдруг я не имел права сушить здесь свою обувь? Я решил нанести упреждающий удар. И спросил ехидным тоном: