Читать «Русские и нерусские» онлайн - страница 208

Устами бы Фотия да мед пить, — тысячу лет спустя подводит итог украинский знаток истории.

В самом деле.

Византия уповает на крещение Руси вовсе не с тем, чтобы пустить ручьи светлых слез по скулам новообращенных, а с практической целью хоть как-то унять, утихомирить, а еще лучше — приручить воинственных русов.

И солунских братьев — Кирилла с Мефодием — Византия командирует к славянам проповедовать христианство вовсе не с целью вооружить эти племена письменностью, — братья и в Моравии остаются подданными Константинополя, — но сквозь эти имперские дела проступает в конце концов нечто, для «племен» неизмеримо важнейшее, — славянское слово. Это чувствуют и тогдашние племенные вожди — чаемое величие их народов, светящееся сквозь хитросплетения имперской политики.

Свет очей сквозь сверк мечей. Духовный космос — сквозь петли интересов. Единение трех храмов Премудрости — трех Софий — сквозь напасти реальной истории.

Ну, понятно бы еще — что Русь, зажатая соседями, должна (как живописал уже в новое время один славный украинец) сбрасывать с себя смрадное иго кочевых орд с Востока и грязные лапы льстивых и разлагающихся демократий с Запада (ситуация, очевидная в Киеве и по сей день). Так ведь еще и своя своих не познаша: два берега Днепра никак не договорятся! А драки на Волховском мосту — эмблема новгородской демократии! Рок междоусобий: Новгород соперничает с Киевом, полоцкий князь рыщет между Рюриковичами, ища себе особого места.

История далека от премудрости, она писана кровью. В 1240 году, когда орды Батыя взяли Киев, Софийский собор «уцелел, однако был ограблен и опустошен». В описании этих событий у современного историка я бы переставил слова: храм был ограблен и опустошен, однако уцелел. Когда же после Брестской унии перешел к униатам, — увы, не уцелел. Грабежами и опустошением дело не ограничилось: растащили кровлю, завалили стену. И соделалось это уже не руками языческих поганцев, напавших на нас «неизвестно откуда», — но своими же братьями во Христе. А сколько раз «брали» Софию полоцкую — на роковом пограничье в Ливонской войне между православным воинством московского Иоанна и наемным «интернационалом» католика Батория! София же новгородская, кое-как перестоявшая атеистическую жуть при азиатах-большевиках, дождалась своего горького часа под факелами европейских фашистов.

И все-таки сквозь ужас человеческой истории светится высшим смыслом созвездие трех Софий, возведенных во имя премудрости божьей. Пленяет роскошество Софии киевской. Покоряет простота Софии новгородской. Поражает гордый взлет Софии полоцкой.