Читать «Русские и нерусские» онлайн - страница 155
Лев Александрович Аннинский
Но вот, наконец, русские. Бегство — «с автомобильной скоростью». И — три миллиона сдавшихся в плен — это при численном и артиллерийском превосходстве. «Голосование ногами».
Хочется спросить автора этой художественной зарисовки: а КУДА бегут миллионы с автомобильной скоростью? Вроде бы, чтобы сдаться, надо им бежать на запад, навстречу освободителям. А они, кажется, все-таки бегут у Солженицына на восток. В ГУЛАГ, что ли?
А может, в реальности они вовсе и не собирались бежать сдаваться, а пытались воевать? Двадцать миллионов погибших — что же, просто стояли и ждали, пока Гитлер их покосит? Или все-таки лезли, перли по костям погибших, и дрались насмерть, и двадцатью миллионами тел — завалили-таки «освободителей»?
И то, что «мы заранее не знали, что за птица Гитлер», — неправда. Знали. Целое поколение, «оболваненное марксизмом», было воспитано в уверенности, что фашизм — чума и ничего больше. И Пакт 1939 года мало кто принял всерьез. Так и говорили: «заклятые друзья», «задушевные друзья» (от слова «задушить»). Знали, что большая война близко. А все эти пакты — не более, чем подлов противника.
Да, Гитлер Сталина подловил. И Запад Сталина подловил, «ЗАГОРОДИВШИСЬ от Гитлера «несчастными народами СССР». И Трумэн проболтался тогда же: пусть они убивают друг друга как можно больше. И Сталин того же хотел: чтобы западные демократии воевали против Гитлера СОБСТВЕННЫМИ СИЛАМИ. Тоже «загородиться» старался. Не вышло.
Чего же на Советскую власть-то бочку катить, когда ЛЮБАЯ власть так же делала? Война есть война.
Начиналась — там — «мировая», а вышла — у нас — Отечественная. А раз Отечественная, то уже не так важно, под какими знаменами пришли нас гробить «освободители»: под «национальными», под «социалистическими» или под «национал-социалистическими». Война-то и слила, наконец, воедино «русское» и «советское». Некоторые умные люди (например, Леонид Леонов) поняли это еще и раньше Сталина. Сталин понял это с началом войны. И народ понял.
Иначе — как бы это, интересно, в блокадном городе люди «безропотно согласились бы жить — не одну неделю, но год — на треть фунта хлеба в день», и никакая «революция в их душах не шевельнулась». Солженицын объясняет: теперь-то мы знаем, как это бывает: или «поддерживается национальный подъем, или чекистский террор, или и той другое вместе».
Да, именно. И той другое вместе. «Чекистский террор», который сливается с «национальным подъемом». То есть Сталин из меньшего зла (сравнительно с Гитлером) становится олицетворением Сопротивления и знаменем Победы. И чекист идет умирать весте со своим подследственным. И генерал из застенков уходит командовать армией и становится Героем Советского Союза.