Читать «Русские и нерусские» онлайн - страница 112

Висит. И в войны, и особенно в революционные периоды (с войнами связанные зримо и незримо) сторожат людей пуля, петля и топор, в том числе и тех, чьи имена заносятся потом в анналы.

Иногда судьба, словно в насмешку, казнит какое-нибудь семейство, благополучно бежавшее от пролетарской секиры в мирную Францию: «В семье Оболенских. третья сестра, Анна, трагически погибла 14 июля 1931 года, упав с Эйфелевой башни». Нашла способ. Чаще — другое: эскадрон белых идет в атаку на позиции красных, те обрушивают на атакующих шквал огня, пуля пробивает Алексею голову. Стальная неотвратимость. Как и то, что Георгий Раевский, родившийся в Петергофе в 1910 году и выросший в эмиграции, в 1943 году гибнет под Старой Руссой в рядах вермахта.

Страшна история, не желающая видеть, кто в каких рядах.

Однако вот «счастливец». Прошедший этот костоломный век живым, всему столетию ставший свидетелем, трех лет не добравший до ста лет: Сергей Петрович Раевский, родившийся в 1907 и умерший в 2004-м. «Счастливец» он — в кавычках, разумеется. Потому что не избежал ни экспроприаций в годы военного коммунизма, ни лагерей в сталинское время. Двадцати восьми лет от роду попал в Гулаг, но выдержал, вышел, и написал историю своей жизни. И своей фамилии. Повесть, поразительная по эмоциональной достоверности (о фактической яине говорю), она открыла в «Вагриусе» особую издательскую серию: «Семейныехроники».

Яростью обожжено Древо. Ненавистью обуглено — даже там, где обходят героя пуля и топор. Еще «инженеры-вредители» и «троцкисты-уклонисты» не заняли главного места в пылающих приговорах сталинской эпохи, а уж вовсю идет выдавливание на тот свет дворянских контрреволюционеров, недавних притеснителей трудового народа.

Притеснители из поместий переселяются в коммуналки. Пристраиваются обучать пролетариев иностранным языкам, благо сами при проклятом царизме успели хорошо выучиться. Если преподавать нельзя, идут работать: не только в конторы, ной к станку, и в поле. Крутят хвосты волам. Сергей Унковский при старом режиме держал конный завод, выращивал скакунов английской чистокровной породы. После революции, естественно, всего этого лишился. Ему разрешили взять из конюшни одну лошадь, и он зарабатывал на жизнь легковым извозом. Хорошо еще, чекисты не пресекли сразу этот частный бизнес. Как правило, пресекали. Бывшая начальница Александровского женского института, когда попыталась продолжать свою деятельность в новых условиях (то есть давать уроки), была сослана из столицы в Свердловск, но там развернулась так, что стала педагогической знаменитостью и дожила в почете до мирной своей кончины в 1947 году: то ли уральские чекисты оказались умнее столичных, то ли случай такой выпал.

Конечно, случай. И нечастый. Чаще «бывших» упекали-таки за решетку. Но что интересно: политические «дела» им навешивали уже в застенках, а попадали они туда, как правило, по доносам, а доносы писали обыкновенные люди, жильцы-соседи, которые надеялись «оттяпать» у «лишенцев» жилплощадь, «тряхануть яблоню», вдруг что перепадет. Как проницательно заметил о том времени Михаил Булгаков, людей испортил квартирный вопрос.