Читать «Эгершельд» онлайн - страница 3
Борис Александрович Лазаревский
Большая часть моей жизни прошла возле моря, но теперь получалось такое впечатление, будто видел я его в первый раз. Это не был ещё безбрежный Тихий океан, а только его залив, так называемый Босфор-Восточный. Справа, не совсем ясными очертаниями, выступил далёкий холмистый берег Амурского залива — Мангугай.
Облака перламутровой паутиной стали ниже вершин, и казалось, будто мы сами находимся на огромной высоте, — плывём на воздушном шаре. В одном месте земля точно разорвана, — это устье реки Суйфун. Вся картина окрашена голубыми и зеленоватыми тонами, то бледными, то густыми искрящимися, а весь воздух пропитан влагой.
Слышно было, как внизу мерно дышал, прикасаясь к берегам, прибой. Слева, по направлению к Уссурийскому заливу, перспектива ещё живописнее. При самом выходе в море, вырос из воды остров Скрыплёв. Это огромная скала, на вершину которой вьётся дорога. Средняя часть Скрыплёва тоже в голубом тумане. Мне почему-то пришло в голову, что своими очертаниями он, вероятно, напоминает Корсику. Отчётливо виден на самой вершине беленький маяк, в котором живут люди, и не один год подряд… Ещё дальше выглядывает из-за облаков гора Св. Иосифа точно Казбек. Мы вышли из экипажа и стояли молча.
Я долго смотрел эту незнакомую для меня картину, и настроение невольно делалось торжественным, будто при звуках мощного органа. Сочная трава по откосам уже поднялась высоко. Все кустарники пышно зеленели. Благодаря обильным весенним дождям, деревья здесь покрываются листьями особенно густо и не только на ветвях, у некоторых пород, ими унизан и весь ствол. Каждый цветок и каждая синяя волна внизу, каждое облако над вершинами гор, — говорили о том, как хороша жизнь.
Оборванные, до нельзя грязные китайцы облокотились на свои лопаты и глядели на нас. Отвратительный запах черемши, которую они употребляют в пищу, и их пота были слышны даже на расстоянии.
Также молча, я и моя спутница снова сели в извозчичий фаэтон и повернули назад. Возле зданий военного госпиталя барышня сказала:
— Знаете что, заедем, на минутку, к моей знакомой сестре милосердия?
— Заедем.
Мы свернули вправо, спустились в длиннейший узкий двор госпиталя и остановились возле одного из павильонов.
— Я зайду, а вы меня обождите, — сказала она.
— Хорошо, только, пожалуйста, недолго.
— Хорошо, хорошо…
Зашумели юбки, и барышня скрылась в дверях.
Минуты через три одно из окон отворилось и оттуда снова послышался её голос. Она звала и меня зайти к сестре милосердия.
— Налево, налево, в крайние двери…
В светлом коридоре палаты пахло лекарствами, ношенной одеждой и недавно вымытыми полами. Медные умывальники, ручки на дверях и стёкла в окнах, — всё блестело. Сидевшие на скамейке солдаты, в серых халатах, встали и вытянулись. Дверь одной из комнат была отворена, там два больных офицера, сидя на койках, играли в шахматы.