Читать «Бедняки» онлайн - страница 10

Борис Александрович Лазаревский

После ухода Сергея Бережнов с полчаса ходил взад и вперёд по комнате и думал, потом взял Горация и латинский словарь и сел выбирать слова к переводу, который был задан на завтра.

IV

За всю зиму Припасов больше ни разу не заговорил о своих отношениях с Соней. Всё шло своим чередом. Каждый день ходили в гимназию. На праздниках несколько раз танцевали у Новиковых, на Масляной катались на санях и ели блины, а на следующей неделе говели и ходили в церковь. С вечерни Припасов и Соня часто возвращались под руку, и над этим никто не смеялся. Также никто из товарищей не удивился, когда весной, перед Пасхой, стало известно, что Серёжа Припасов не допущен до экзаменов.

Узнав об этом, старик Припасов, казалось, не взволновался, но после обеда не лёг спать как обыкновенно, а когда развернул газету и стал надевать пенсне, руки его задрожали, и оно упало на пол.

Низенький, седенький, в длинном коричневом пиджаке, с толстой золотой цепочкой на чёрном бархатном жилете, он как будто стал ещё ниже, когда вошёл в комнату Сергея.

Тот по обыкновению лежал на постели, но при входе отца приподнялся и сел.

— Хотел кое о чём с тобою поговорить, — начал старик. — По настоящему лишнее это, ну, да сын же ты мне, не могу я… Да. Я тебе ничего не запрещал и ничего не приказывал, полагал, что ты сам свою дорогу видишь и по ней идёшь. Так оно и было, а вот за последние полтора года ты свернул куда-то в сторону. Посуди сам, что мне было делать. Если бы я вздумал тебя, девятнадцатилетнего человека, запереть на ключ, ведь ты бы в окно ушёл. Бить тебя в таком возрасте тоже не приходится…

Старик замолчал, постучал массивным перстнем о спинку стула и облокотился на неё обеими руками. Слышно было его тяжёлое, хрипящее дыхание. Немного погодя, он спросил:

— Что теперь думаешь делать? Ведь в гимназии оставаться трудно и стыдно, года большие, да и учителей озлил, — всё равно выгонят, только время потеряешь.

Лицо и шея Сергея вдруг покраснели.

— Не сердитесь, папаша, оправдываться я конечно не могу ничем. Тяжко мне очень.

— Почему ж тебе тяжко?

Сергей ничего не ответил, покраснел ещё сильнее, и из глаз его выкатились две крупные слезы.

— Не зн… не знаю я, папаша. Уехать бы мне. Позвольте мне поступить в кавалерийское училище, я его в два года окончу.

— Это значит в офицеры. А я полагал, из тебя учёный будет или писатель, — хорошо ведь когда-то по сочинению шёл. Эх, Серёжа, Серёжа…

Слёзы сына, которого он никогда не видал плачущим, взволновали и растрогали его.

Подходя к комнате Сергея, он собирался говорить обо всём том, что обдумал в кабинете, о пагубности любви в молодые годы, о развращённости Сони (такою она ему представлялась) и о том, будто Новиковы нарочно его заманивали, зная о их большом состоянии. Теперь же старик Припасов вдруг почувствовал, что не только ничего этого не скажет, но вообще не в силах продолжать разговор с сыном, потому, что не умеет и никогда не умел говорить с детьми. Он постучал ещё раз перстнем о спинку стула, вздохнул и вышел из комнаты, шаркая ногами.