Читать «В поисках Вишневского» онлайн - страница 3
Наталья Петровна Кончаловская
Александр Александрович задумывается и вдруг с надеждой спрашивает:
— Ну хоть что-то остается от привычных для нас всех знаменитых арий?
Мне хочется смеяться от удовольствия, я восторгаюсь его приверженностью к старинным оперным традициям, и я утешаю профессора:
— Остается, Шурочка. Есть неизменные тексты оперных арий, например, ария Дон-Жуана:
Или арии Лепорелло, так называемого «Списка Дон-Жуана». — И я напеваю профессору эту арию:
Александр Александрович, улыбаясь, качает в такт головой — видно, помнит эту мелодию, — он очень доволен. Так почти ежевечерне профессор забегает поговорить со мной, интересуется, что творится в мире «творческих работников», хотя более творческой жизни, чем жизнь хирурга, я не знаю. Тут частенько бывает так, что человеку дают вторую жизнь, и талант врача, не считая его опыта, знаний и мастерства, решает все.
Однажды Александр Александрович сказал мне, что хирургами не родятся, а делаются. Я отвечала: Флобер тоже утверждал, что гений — это терпение. Профессор любил поговорить о жизни писателей, художников, артистов, тем более что многие люди из этого мира со своими недугами обращались именно к Вишневским — к кому-либо из этой знаменитой врачебной династии.
Как-то во время такой беседы Александр Александрович спросил:
— А вот скажи ты мне, пожалуйста, откуда возникает мысль у художника написать чей-нибудь портрет? Что, так сказать, является импульсом? Что это за процесс?
Я попыталась изложить ему какие-то свои соображения по поводу разного мироощущения у разных художников, а потом представила себе, что могло бы привлечь живописца в этом своеобразном невысоком человеке с гладко выбритой головой, словно крепко ввинченной между высокими плечами, с кожей цвета слоновой кости, темными глазами и нежной улыбкой в уголках небольшого рта.
— А хотелось бы тебе, Шура, чтобы мой отец, Петр Петрович, написал твой портрет?
— Ну что ты! — смутился Вишневский. — Я не так уж красив, да и ростом не вышел…
Но случилось так, что на следующий день мои родители пришли навестить меня как раз в час утреннего обхода профессора. Он стремительно вошел в палату. Из-под сверкающего белизной халата были видны его генеральские брюки, синие с красными лампасами. Рукава были завернуты и открывали его красивые смуглые руки, с почти женской округлостью от кисти до локтя.
Мой отец, Петр Петрович, привстал с кресла у окна, а Ольга Васильевна — моя мама, сидевшая возле меня, весело улыбнулась. Она очень ценила и уважала Александра Александровича. Он поздоровался с родителями и, облокотившись о спинку моей кровати, принялся занимать гостей, как радушный хозяин. Кивая на моцартовский клавир, с улыбкой сказал отцу: