Читать «Лицо порока» онлайн - страница 29
Виктор Иванович Песиголовец
Пока Ольга дремала, разметав по подушкам каштановые волосы, я на цыпочках прокрался к окну и, присев на стул, покуривал и наблюдал за ее сынишкой. Мальчик шлепал по лужицам, весёлый и беззаботный, гонялся за девочкой, катающейся на велосипеде.
Вскоре я намеренно громко закашлял, и Ольга открыла глаза. Мы оделись, позвали малыша и сели перекусить. Я выложил с пакета конфеты, торт и коньяк, которые купил в гастрономе, располагающимся на первом этаже Ольгиного дома. Она поставила на стол тарелки со спагетти и полную миску кусочков жареной свинины. Мальчик уписывал их за обе щеки. Я — тоже. Ольга смотрела на нас с умилением.
— Вы мои самые дорогие люди, — немного грустно сказала она. — Так хочу, чтобы мы жили втроем. И больше никого с нами не было.
Я вытер жирные пальцы о салфетку и, порывшись затем в карманах брюк, достал несколько купюр.
— Купи Сережке велосипед!
Ольга испуганно замахала руками:
— Что ты! Зачем? У нас есть деньги!
Я почти насильно вложил их ей в руку.
— Хочу сделать ребенку подарок, — и щелкнув по носу малыша, обратился к нему: — Верно, Серега?
Он бросил в тарелку вилку и прильнул ко мне. Я поцеловал его.
— Ну вот, ты и моего сына очаровал! — вздохнула Ольга, ласково улыбаясь. — Давай чаще видеться, я так скучаю… Хорошо?
— Хорошо! — пообещал я и, подцепив вилкой еще один кусок свинины, отправил в рот.
Женщина наклонилась и через голову ребенка чмокнула меня в щеку. Я благодарно погладил ей спину.
Потом — прощание у порога. Вздохи. Влажные глаза Ольги. Поцелуи и объятия украдкой, чтобы поменьше видел Сережка…
Выйдя на улицу, я остановился перед домом и поднял голову. В кухонном окне квартиры на втором этаже в бледном свете настенной лампы виднелись смутные очертания ладненькой фигурки женщины. Я послал ей воздушный поцелуй: пока, Оленька, пока, милая!
Ступая по мокрому асфальту тротуара, я все оглядывался на дорогой силуэт. Всегда, вот уже пятый месяц, уходя от этой ласковой, податливой и такой страстной женщины, я оставляю у ее ног частичку своей души. Я люблю тебя, девочка, люблю за твое наивное, не защищенное опытом жизни сердце. А ты-то меня за что?
…Вечером — обычные домашние хлопоты, разговоры, короткий ужин, телевизор. В одиннадцать я улегся в постель.
Но сон не шел. Над окном, как желтый ломоть перезревшей дыни, висел месяц, источая приторный аромат усталости и покоя. По углам спальни таились зыбкие тени. Рядом, тихо посапывая, спала жена.
В жарко натопленной хате Устина пахнет травами. Мы пьем душистое варево, заправленное медом, и беседуем.
— В раю, как я понимаю, различия полов нет, — рассуждаю я о потустороннем укладе бытия.
— Да, там другие радости, другие потребности и другое понятие жизни, — подтверждает старик.
— А в аду?
По лицу Устина трудно определить, о чем он думает. Сидит, бесстрастно пыхтит трубкой и постукивает костяшками пальцев о краешек чисто выскобленного стола.