Читать «Карповы эпопеи» онлайн - страница 37

Как-то пригнали в депо больной вагон, на горке при сортировке разбили. То ли случайно, то ли нарочно. Бывали и такие случаи. Пронюхают — съедобное в вагоне толкнут его посильнее, и все, раскололся. Пока туда-сюда, а тут уже карманы набили, сумки припрятали. Голод, поэтому на что только не шли. Может, и с этим вагоном такая ж история случилась: в нем ведь зерно везли.

Как там дело было, Карпов не знал и не интересовался. Разбили, перегрузили, а пустой вагон — в депо. Тут то Карпов первый и обнаружил, что он из-под зерна. Вооружился веничком, все уголочки, все щелочки вымел, до зёрнышка собрал. Доволен, что посчастливилось: шутка ли — целую сумку наскреб, с полведра будет. Несет домой, торопится — накормит семью хлебом. Но по дороге раздумал, в поле завернул. Прихватил еще участок, рассыпал по нему зерно. Хотя и поздновато было, на том клину вон уже ростки щетинкой поднялись... Но ничего, лето длинное, вырастет, чуть позднее поспеет — не беда. Зато уж потом с хлебом будет Карпов, от людей не отстанет.

А люди как муравьи на той земле. Даже солончаковый бугор за поселком, где одни только колючки и росли, и тот всковыряли, бахчу посеяли.

Бугор не делили, всей улицей так и нагрянули на него. Время уходит, делиться некогда. Да и земля не та, чтобы драться из-за нее. Ее даже и не пахали, лопатами лунки поглубже да пошире делали и прятали семена. Не очень надеялись на что-то, но ковырялись. Уродит — хорошо, не уродит — тоже не большая беда. Семь лет мак не родил, — голоду не было. Бахча — роскошь, баловство, ею сыт не будешь. Но раз есть семена — надо посеять.

И тут не отстал от людей Карпов. С лопатой до последнего дня ходил на бугор. Долбил жесткую каменистую землю, рыхлил гнездышки для семечек, бросал туда арбузные или дынные зернышки и был доволен.

Работа для Карпова никакая не в тягость, от работы Карпов не устает — был бы толк от нее.

Ходит Карпов с тяпкой на свой участок, полет, обхаживает каждый росточек. Радуется сердце, любуется глаз — растет, все растет. Та пшеничка, что позднее посеял, тоже взошла. Зеленеет, кустится.

К концу лета помощница появилась: родила Ульяна. Теперь они все вчетвером в поле. Карпов с Ульяной работают, а Марья с Никитой в тенечке сидит. Нянька из Марьи еще не очень, но все-таки: сторож, в случае чего — сигнал подает. Когда Карпов на работе, Ульяна сама на участке ковыряется.

Не обманула в тот год земля людей — все на ней уродилось небывало. Даже бахча на солончаковом бугре выдалась такой, что люди и теперь, спустя почти полсотни лет, помнят те арбузы. Будто великан какой полосатых валунов на бугор накатал. И сами ели кавуны, и впрок солили, и скотину кормили.

У Карпова тоже все хорошо уродилось, кроме той пшенички, что в вагоне наскреб. Кустилась, кустилась она, лохматилась, кудрявилась, да так и не вышла в стебель. Знающие люди потом объясняли Карпу: озимой, наверное, была. Жалел Карпов — пропало добра столько, лучше бы в муку стер ее да семью хлебом накормил. Пожадничал он тогда, и зря.