Читать «Царское посольство» онлайн - страница 173

Всеволод Сергеевич Соловьев

Кто-то близко — и вот остановился… слышно даже, как дышит. Никита Матвеевич все не глядит, но уже наверное знает, кто это в нескольких шагах от него. Так проходит минута, другая и третья в глубоком молчании. Только слышно, как ветер шелестит сухими листьями. Ворона грузно поднялась с ветки, шарахнула крылом и каркнула.

И опять тихо.

Никита Матвеевич повел одним глазом и видит его, своего старинного друга-приятеля, своего ворога. Чемоданов тоже повел одним глазом — и эти два глаза встретились. Тогда, будто по команде, соседи повернули головы и после десяти лет в первый раз прямо взглянули друг на друга.

XXVI

С этого мгновения все чувства и мысли двух почтенных соседей совершенно отождествились. Никита Матвеевич и Алексей Прохорович сразу потеряли все свои особенности и превратились как бы в одного человека. На первом плане стала забота — как бы не сказать или не сделать чего-нибудь такого, чего не сказал и не сделал «он».

Задача оказывалась крайне затруднительной, ибо неизбежно кто-нибудь из них должен же был принять на себя почин первого движения и первого слова. Поэтому они очень долго оставались неподвижными и молча глядели друг на друга.

Наконец у Чемоданова запершило в горле, и он произнес:

— Гм!

— Гм! — было ему ответом со стороны Никиты Матвеевича.

Он кашлянул и повторил свое «гм!».

— Гм! Гм! Кх… кх!.. — совсем закашлялся Никита Матвеевич, и в то же время правая рука его стала медленно приподниматься, как бы с целью снять шапку.

То же самое движение сделал и Алексей Прохорович, и вот две правые руки тихонько поднимались все выше и выше, одновременно взялись за шапки и сняли их.

— Здра…

— Здра…

— Здравствуй, Алексей Прохорыч!

— Здравствуй, Микита Матвеевич!

Это было произнесено разом, как по команде, и оба почувствовали, что самое трудное сделано, и на сердце легче стало.

— В добром ли здоровье, соседушка? — опять принял на себя почин Алексей Прохорович.

— Спасибо, как тебя, соседушка, Бог милует?

— Живем помаленьку.

— Что это ты забор-то ломать вздумал? Никак, новый ставить хочешь?..

— Ломаю я его потому, вишь ты, подгнивать он стал что-то. Меня-то вот, почитай, целых полтора года не было, в басурманских странах важную службу царскую справлял, так без хозяина-то, сам знаешь, упущение всякое… И забор тоже этот самый…

Передернуло было Никиту Матвеевича, как услышал он про «важную службу царскую», да по счастью подумалось ему, что от такой службы, сопряженной с необходимостью покидать дом и ехать неведомо к каким нехристям, сам он бежал бы хоть в преисподнюю, и эта мысль его успокоила.

— Да, ведомо мне все это… И про службу твою ведомо, Алексей Прохорыч, — спокойно сказал он, — ведь ты с моим парнишкой ездил-то.

— Как же, как же… Славный у тебя парнишка, Микита Матвеевич! — совсем добродушно воскликнул Чемоданов, вдруг вспоминая приятнейшие минуты своего путешествия, в которых немалую роль играл Александр.

— А у тебя, слыхал я, девица возросла преизрядная, — ответил, широко улыбаясь, Залесский.