Читать «Ненумерованные письма маркиза Кюстина» онлайн - страница 12

а) араб всегда врет;

б) значит, имеется два свидетельства о героизме и мужестве нашего лидера.

Начало общественной карьере г-на Либермана положила жалоба еврейских студенток на приставания их арабских сокурсников в молодежном клубе. Молодой Авигдор был принят в него охранником-селектором и вскоре стал управляющим этого заведения. Далее в течение нескольких лет начинающий обществовед и политик руководил отделением больничной кассы.

Я уловил волны неловкости, излучаемые душой Инженера, в глубине которой плескалось близкое к пренебрежительному отношение ко всякому, кто не есть представитель полезной профессии, то есть, к примеру, – не инженер, и не врач, и желание, несмотря ни на что, выстроить вокруг образа г-на Либермана некую словесную ограду апологетического характера. Я уловил его затруднения в поиске подступов к разрешению поставленной перед собой задачи, и не колеблясь, пришел на помощь своему новому другу, заявив, что не нахожу тут ничего странного и тем более предосудительного – всякий человек вправе вольно избирать свою стезю.

Далее следовало описание головокружительной политической карьеры г-на Либермана – от его ведущей роли в победе на выборах кандидата от Национальной партии и последовавшего занятия им должности генерального директора канцелярии главы правительства до нескольких значительных министерских постов и не оспариваемого никем единоличного лидерства в созданной им же партии. Инженер счел нужным сделать от себя добавление, смысл которого заключался в том, что в коллективном сознании народа навечно сохранится благодарная память о выдающемся достижении г-на Либермана на посту министра инфраструктуры, который он занимал в течение целого года, – о судьбоносном для жизни страны решении, имеющем, между прочим, заметил Инженер, отношение к вопросам мелиорации, в соответствии с которым была принята многолетняя программа строительства опреснительных установок. В голосе его слышались явственно интонации упрека и порицания, хотя заслуживал их по-настоящему – его инженерный снобизм, а вовсе не я.

Я понимаю, почему еще было важно для Инженера подчеркнуть это деяние г-на Либермана: карьера партийного функционера, комсомольского вожака, в глазах русского человека – занятие, относящееся скорее к числу подлых, нежели достойных. В этой связи и я Инженеру, и он мне, должно быть, не затруднились бы процитировать чеканно сформулированное Ерофеевым русское кредо: «Я остаюсь внизу, и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы – по плевку. Чтобы по ней подниматься, надо быть жидовской мордой без страха и упрека, пидором, выкованным из чистой стали с головы до пят. А я – не такой». Но слова эти хоть и по-разному, но задевали и меня, и Инженера, и потому, должно быть, оба мы промолчали и не стали хвалиться друг перед другом знакомством с поздней русской литературной классикой. Совсем другое дело – организаторские способности и хозяйственная сметливость. И Иван Грозный, и Петр Первый, и Иосиф Сталин снискали в глазах многих и многих русских если не полное прощение своей жестокости, то уж во всяком случае заслужили того, чтобы отворачиваться с презрением от их поношения или оскорбления памяти о них иностранцем или хотя бы даже отечественным инородцем.