Читать «Наступление, ч. 3» онлайн - страница 16
Александр Афанасьев
— Спасибо... — сказал подполковник, и удивился, как он сам слышит свой голос. Как будто он висит где-то под потолком в большой и очень гулкой комнате, где звук «гуляет» от стены к стене — но все равно возвращается к тебе.
— Не за что. Мои соболезнования.
Подполковник молчал
— Нам нужно поговорить, подполковник — сказал человек с желтыми, кошачьими глазами
Внезапно Басецкий повернулся и схватил человека, который стоял с ним рядом. Притиснул к стене. Они были одни в этом коридоре, у этого окна, и под стальными пальцами трещала и рвалась ткань пиджака.
— Где вы все были... — прохрипел Басецкий, выплескивая свой гнев, еще немного, и он разорвал бы его на части, а так он видел хоть кого-то, на которого можно излить, кто был виноват — где вы все были, когда...
— Никто не может знать все. Отпустите. Отпустите, ну!
Подполковник смотрел в глаза незнакомца — и не видел в них ничего, кроме собственного, искаженного гневом лица. Как в зеркало смотришь... в зеркало, с желтой амальгамой
— Отпустите, подполковник. Я не ашрар!
Слово ашрар означало враг, сеятель зла, от него подполковника Басецкого словно током ударило. Он разжал пальцы.
— Кто вы такой?
— Какая разница? — неизвестный одернул пиджак, поморщился, поняв, что пиджаку конец — отомстить хотите?
— Отомстить?
— Да, отомстить.
Подполковник пошел к двери, сделал несколько шагов, потом вернулся. Плюнул на пол.
— Да пошли вы...
— Это ты во всем виноват!
Подполковник смотрел на супругу, с которой они прожили без малого двадцать лет так, как будто впервые ее видел.
Увы... люди по-разному реагируют на беду. Когда такое происходит — некоторые сближаются, забывают про старые обиды , стараются как-то помочь друг другу, чтобы не было так больно, чтобы не выворачивало наизнанку. А есть те, которые наоборот — когда что-то происходит, стараются найти виноватого. И находят — в лице самого близкого человека, на которого можно излить. Выплеснуть.
Изливают. Выплескивают. Забывая про то, что перед ними — тоже человек. И ему — так же больно. А может — и еще больнее.
Ирина продолжала орать. Она никогда так не скандалила, даже когда в семье и в самом деле было плохо. Сейчас — она выплеснула все, что было в душе, она стояла в позе разгневанной базарной бабы — руки в боки, ноги широко расставлены, агрессивное выражение лица — и говорила о нем все, что она думает.
Он плохой муж. Еще мама отговаривала ее выходить за него замуж — но она, дура — не послушалась.
Он плохой семьянин. Для него работа была на первом месте, семья как всегда на втором. Или даже на третьем — после дружбы с собутыльниками.
Он плохой отец. Никогда он не уделял достаточного внимания детям.
Это все из-за него. Он придумал эту дурацкую поезду в Афганистан, он настоял, чтобы они ехали, несмотря на то, что Наташе пришлось поменять школу в середине учебного года.
Он просто идиот. Как же вообще можно было везти ребенка в Афганистан — здесь же стреляют и взрывают. Он скрыл от семьи то, что происходит в Афганистане.
Если бы не он — вообще ничего не произошло бы, и Наташа осталась бы жива.
На последних словах он встал из-за стола, посмотрел жене прямо в глаза. Потом отстранил ее и вышел из кухни. Одел что-то с вешалки, вышел в подъезд, не закрыв за собой дверь. За спиной — крики и плач, но он не хотел все это слушать.