Читать «Я РОСЛА ВО ФЛОРЕНЦИИ» онлайн - страница 20

И они резонно заключают, что флорентийцы — все-таки поганцы. Что помимо всего прочего на той стадии эволюции, которой достиг итальянский язык, пожалуй, пора бы им и честь знать со всеми этими сослагательными и всякими непонятными временами глаголов. И коли желают употреблять в речи архаичное "оный" вместо "этот", так пусть носят гамаши, выезжают в карете, жуют табак и слушают музыку на граммофоне. Согласитесь, "оный граммофон" звучит ничего, но "оный айпод" — форменное издевательство.

У меня никогда не вызывало большого сочувствия стремление сохранить что-то любой ценой. Например, мне кажется бестактным упорство, с которым люди пытаются убедить панд совокупляться. Может, их миссия на Земле завершилась, может, панды в настоящий момент являются главенствующим видом в другой галактике и должны развязаться с Землею, так что последние экземпляры получили инструкцию не производить потомство. Что мы можем об этом знать? Языки мира тоже могут буксовать. Они уже это делают, и, возможно, это стратегический маневр, который мы не в состоянии постичь. Поглядим, что будет, возьмем паузу.

Определенная лингвистическая автаркия, на мой взгляд, лишь добавляет путаницы и затруднений. Как-то недавно я искала в Сети программу для разархивации файлов, обновление для моего переставшего работать stuffit expander'а. Я нахожу его на сайте. "Нажми на "получить", — читаю я на итальянской страничке. Получить? Я, конечно, не хакер, но про программы пишут download, а не "получить".

И какой итальянский эквивалент у слова default?

"Единственное, что имеет смысл, — написала Этти Хиллесум в своем дневнике незадолго до гибели в Освенциме в ноябре 1943-го, — это с готовностью сделаться полем сражения". Мне хотелось бы, чтобы это стало девизом моей жизни, но вместо этого я упорно ограждаю себя от любых вторжений. Но я знаю, что ошибаюсь, и знаю, что в словах Этти заключено решение мнимого конфликта между внешней и внутренней стороной вещей. Это касается и Флоренции. Как улучшается ее язык, когда он превращается и поле сражения! Макиавелли, Томмазо Ландольфи, Романо Биленки создали смешанный, нечистокровный флорентийский язык, который изменялся с переменой мест, со сменой чувств. Их язык обладает серьезностью и красотой космополитического творения. Другие гнались за чистотой, а получили только изыски стиля, словесную эквилибристику, лишенную будущности эндогамию.

Но пропускать что-то через себя — это искусство. С готовностью сделаться полем сражения — это действительно подобно любви, чередованию приятия и вторжения. Тут требуется ум и уважение, вторгающийся и объект вторжения должны желать одного и того же. Во Флоренции, когда думаешь о вторжении, всплывает история с магазином "Foot Locker". Более или менее аналогичная истории произошла с "Макдоналдсом", но позже, когда чаша уже наполнилась — и перелилась через край.

Может, всему виной уродство. Можно смириться с огромными, размером с малогабаритную квартиру, фосфоресцирующими вывесками, можно смириться даже с запахом фритюра, приятным, как зловонная волна "Циклона Б" , но витрины, заставленные спортивной обувью, было трудно вынести. Даже Сатана дает себе труд перевоплотиться, даже колдунья в "Белоснежке". Зло в чистом виде, без грима, — это уж слишком даже для тех, кто платит пачками долларов. Из-за этого в городе поднялся бунт. Небольшой. Не помню, как точно выразилась тогда Ориана Фаллачи. Флорентийцы сказали, что "Макдоналдс" хотя бы тактично открыл свое заведение у вокзала. Но это! На улице Кальцайуоли, в двух шагах от церкви Орсанмикеле…