Читать «Свобода, равенство, магия» онлайн - страница 8

Мария Сакрытина

Он сидел на полу - ну а где же ещё в голой-то комнате? - и равнодушно рассматривал узенький, словно игла, лучик, тянущийся от окна под потолком до порога. Равнодушно - нет, даже не так... Его глаза были пусты, как у некоторых сумасшедших. Или мёртвых. Да, такие же стеклянные. Он и головы не поднял, когда я вошёл. Мальчишка лет тринадцати, на вид, по крайней мере. Почти ребёнок. Худой заморыш - хотя кормят его, что говорится, на убой - и бледный, точно покойник. Вот - он больше напоминал мертвеца, чем живого. Воплощение наших потайных страхов, далеко запрятанных кошмаров, ужасов. Все мы знаем, на что способны милорды-волшебники. Что они могут сделать с каждым из нас. И да, теперь я понимал, почему ребята так о нём отзывались. Невозможно, оказалось, смотреть на это и не вздрагивать от отвращения... или жалости?

В конце концов, каждого из нас это может ждать.

Я положил поднос рядом с пленником - и снова столкнулся с этим бессмысленным, неживым взглядом. На мгновение мелькнула мысль - за что с ним так? Что он сделал? Что, ну что могло совершить это маленькое, худое, почти загнанное в могилу существо?

Помню, как случайно угодил в тот самый лучик, что он так внимательно разглядывал. Не выдержал, сел рядом с подносом - вроде как поправить что-то. А сам смотрел на него, всё это время неподвижного.

Серый костюмчик, уместно сидевший бы на одном из сыновей милорда, на пленнике казался нелепым до смеха. Тоже ведь - считай, в тюрьме, так нет, в парче да бархате! Я улыбнулся, разглядывая его кружевной, грязный воротник. И сам чуть не подскочил, когда взгляд "покойника" вдруг ожил, метнулся ко мне, прошёлся ищуще. Тонкие черты исказилось от надежды, полыхнувшей точно пожар - резко, неожиданно, опасно.

Не замечая ужин, он схватил меня за руку - холодное, но, несомненно, живое прикосновение и вдруг... заплакал.

Ну как я мог уйти? Даже под угрозой оказаться с ним в этой комнате настоящим узником... Ха, а кто бы смог, когда на тебя смотрят, как на последнюю надежду и рыдают горько, боги, так горько! Я не разговаривал с ним - нельзя же. Да и он молчал. Только прижимался ко мне, просто зверем цеплялся, честное слово, но у меня даже в мыслях не было отодвинуться. Я обнимал его, ерошил спутанные тёмные волосы, осторожно гладил плечи.

Ну, ушёл, конечно, оставил его. Приказ, приказ, приказ... А он смотрел мне вслед и робко улыбался. Живой, несомненно, живой несчастный узник.

Ребята, конечно, прошлись и по моей задержке, и по парнишке. Ну, и по моим словам, естественно, - стоило им всё рассказать. Видеть в нём живое существо не хотели совершенно. Но очень спокойно отнеслись к тому, что я с тех пор стал проводить с парнишкой времени больше, чем все они вместе взятые. В его "камеру" отныне заходил только я. На прогулку его тоже я отвёл.

А запрет общаться отчего-то перестал быть запретом. Какой запрет, когда он смотрит на меня... ну... так вот смотрит и шепчет: