Читать «Мой братишка» онлайн - страница 30

Валя Стиблова

Пан Короус поверил Киму, больше на нас не сердился и даже пообещал, что ничего не скажет папе. Ким обрадовался этому и тотчас вспомнил о маленькой обезьянке, которой было очень плохо. Мы даже вернулись обратно в питомник, и Ким успокоился только тогда, когда услышал, что в болезни обезьянки нет ничего страшного и что папа, конечно, сделает все, чтобы она выздоровела.

По дороге домой я все никак не мог успокоиться:

— Скажи, ты и впрямь поцарапал руку на крыше?

Давно стемнело, и я был рад, что в сумерках не видно ни лица, ни руки Кима.

— А вдруг тебя цапнула обезьяна? — не удержавшись, спросил я напрямик. И со страхом ждал ответа.

Стоило Киму признаться в этом, нам сразу следовало бы обратиться к врачу, и тогда уж от папы ничего не скроешь. Ким ответил:

— А если и укусила, что из того? Ты же сам говорил, что они незаразные. Правильно?

— Ясное дело, незаразные, и папа так говорил. Не укусила? Правда, Ким? — не успокаивался я, и он, должно быть, почувствовал овладевавший мною страх.

— Сам знаешь, что нет, — буркнул братишка. — Я поцарапал руку о стену. Сейчас помажу йодом, и все заживет.

От всего случившегося мне целый вечер было не по себе, хотя сердиться, собственно, было не на кого: Ким на меня не наябедничал и даже упросил пана Короуса держать все в секрете. Потом я вспомнил, как брат колошматил обезьяну, вцепившуюся мне в волосы. Вот уж не думал, что Ким способен на такое. Помню, он как-то наступил кошке на лапу, так огорчения хватило на целый день. Братишка сделал кошке повязку, полдня носил ее под рубашкой, да еще насыпал в подогретое молоко что-то из болеутоляющего.

Вечером я присел к Киму на кровать:

— Ты на меня не сердишься? Скажи! Отругай меня хоть сто раз, называй воображалой, но только не сердись. Ты был прав. И если бы ты даже решил никогда больше со мной не разговаривать, это было бы справедливо.

Я говорил и говорил, а Ким вел себя так, словно ему и дела нет до моих слов. Он терпеть не может, когда кто-нибудь перед ним унижается. Наконец он глухо ответил:

— Чего мне сердиться? Я не сержусь. И не бойся, папе я ничего не скажу.

Ким почувствовал: именно это мне хотелось услышать. Ему было стыдно, что я винился перед ним, и неприятно, что я лукавлю — не говорю прямо насчет папы. Он прекрасно знал: мне за такое дело здорово бы влетело. Какая глупость — выбрать для забавы обезьяний питомник! Да еще выставляться там перед этим дураком Путиком!

А знаете, что сказал мне на следующий день Путик? Я набросился на него: как же он мог так поступить — отпереть дверцу клетки, хотя знал, что обезьянам сделаны прививки и они больны! А он ответил мне: