Читать «Соборная площадь» онлайн - страница 8

Юрий Иванов-Милюхин

Пиджака нашел в начале центрального прохода. Плотным кольцом его окружили ваучеристы. Каждый хотел слиться побыстрее, чтобы вновь приняться за работу. Ребята отдавали себе отсчет в том, что приватизация, несмотря на заверения главного «приватизатора» Чубайса, может прекратиться в любой момент, потому что обстановка в стране была неспокойной. Уже поднимали головы приспешники водворенных в лефортовскую тюрьму лукьяновых, язовых и крючковых, исходили слюной руцкие с полковниками латышского происхождения. И все чаще холодный ветер на Красной площади полоскал алые стяги, раскачивал образы великих вождей — Ленина со Сталиным. Надо было спешить набить мошну. А потом, если что не так, залечь на дно с этой мошной под теплой задницей. Или вообще сдернуть из проклятой Богом страны на Запад. Благо, доллары с марками можно было приобрести в любых количествах на каждом углу, а загранпаспорта сварганить буквально за неделю.

— По сколько берет? — дернул я за рукав знакомого ваучериста.

— По четыре шестьсот. Вчера на вечерних торгах чек покорил «пятитысячник», — полуобернувшись, тихо ответил тот.

— Лихо попер, — заволновался я. — Или подождать со сдачей до послеобеда?

— А если это временный подъем? Нет, я рисковать не буду.

Поразмыслив, я втиснулся в середину группы. Все равно болтаться без денег по базару в ожидании повышения цены на ваучеры не имело смысла. За это время накрутишь больше. Пиджак, невысокий, щуплый мужчина лет сорока, принимал чеки, быстро просматривал их и тут же доставал из множества карманов крупные пачки бабок. Он походил на, в полном смысле слова, денежный мешок. Если печать была нечеткой, то есть не просматривался номер выдавшей ваучер сберкассы, название города или района, он сбивал цену на триста-пятьсот рублей. Ребята не спорили, потому что сами покупали чеки таким же образом. У меня все печати оказались как отлитые. Получив деньги сполна, вслед за остальными я бегом помчался к своему месту работы. С восьми ваучеров двенадцать тысяч восемьсот рублей навара. Я уже мог взять не восемь, а одиннадцать чеков по четыре тысячи за каждый. Если повезет, как с дядькой, возьму по три, то перекрою большую часть прохлопанного, украденного и пропитого за несколько дней состояния. Если, конечно, посетит удача. Дай-то Бог, чтобы она не обошла стороной. За всю жизнь ни одна копейка не досталась легко, вечно приходилось крутиться, как белка в колесе. Сначала школьником подрабатывал на летних каникулах тем, что пас коров, телят и быков, пригнанных колхозниками на местный мясокомбинат на убой. Насмотрелся, как озверелые быки отточенными рогами вздергивают под ребра несчастных телят, попился молочка с кровью. Хрущевская оттепель разморозила только языки, но зарплаты не прибавила и дешевыми продуктами магазины не завалила. Честное слово, при всем негативном отношении к Сталину, несмотря на то, что я родился в лагере для заключенных, потому что отец и мать были репрессированы, при этом диктаторе нам жилось лучше. Мы имели собственный, построенный до войны, дом. Взявшая на воспитание бабушка держала корову, неродной безногий дед, бывший в молодости священником, возился с пасекой. За домом осыпался переспелыми фруктами и ягодами громадный сад. Мед, молоко, овощи, фрукты свои. На одежду тогда никто не обращал внимания. Есть один парадно-выходной костюм, и ладно. Потом дед умер, пчелы повымерли буквально вслед за ним. Словно он забрал их с собой. Чуть позже отрезали полсада под новостройку. И зажили мы с бабушкой, которую звал матерью, впроголодь. Пенсии она не получала, поэтому в тринадцать годков потопал я пахать на завод токарем. Да что долго распространяться: и шофером работал, и на формовке в литейном цеху все двенадцать лет рекорды ставил. Теперь уже надо было кормить своих детей. Короче, хватит, у кого- то, может, жизнь сложилась похуже. Как сказал бы Вова Высоцкий: «Скажи еще спасибо, что живой…». А что под сраку лет — скоро полтинник стукнет — остался один, так об этом мечтают девяносто девять процентов семейных пар. Как девяносто девять процентов мечтают о семье. Все в мире относительно…