Читать «Любовь и фантазия» онлайн - страница 77

Ассия Джебар

Кто-то, какой-то незнакомец, идет вслед за мной уже довольно давно. Я слышу его шаги. Ну и что? Я — одна, совсем одна. Я ощущаю себя полноценной, нетронутой, пожалуй, как «в самом начале», но только вот чего? Ну хотя бы этого паломничества. Впереди — голое пространство, длинная пустая улица принадлежит мне, я свободно шагаю по ней, подчиняясь собственному ритму, и камни стен со всех сторон глядят на меня.

И мало-помалу одиночество этих последних месяцев растворяется в холодном сиянии красок ночного пейзажа, но вот внезапно раздается чей-то голос, он звучит все громче и громче. В нем слышатся отзвуки былых печалей. Чей же это голос, неужели мой? Я с трудом узнаю его.

Сначала нёбо мое обжигает поток горячей лавы, который затем превращается в бурную реку, выплескивающуюся из моих уст и несущуюся как бы впереди меня.

Долгий, монотонный, ни на что не похожий, нескончаемый вопль, нечто вроде осадка, исторгнутого из глубин моего существа, и вот эта расплавленная масса изливается, подобно неведомой смоле, оставляя за собой нагромождение неопознанных обломков… Глядя на себя как бы со стороны, я почти безучастно вслушиваюсь в это отвратительное месиво звуков: тут патока смертных хрипов, гуано из икоты и удушья, запах азота, источаемый неким трупом, задохнувшимся и гниющим во мне. Голос, мой голос (или, вернее, то, что исторгается из моего зияющего рта, разинутого, как при тошноте, или готового затянуть некую скорбную арию), звучит не умолкая. Наверное, надо поднять руку и закрыть ею лицо, чтобы остановить таким образом потерю невидимой крови?

Или по крайней мере уменьшить ее лавину! Здесь, рядом, за этими стенами, сидят в тепле чужие мне люди, а я, я всего лишь бездомная изгнанница, беглянка с другого берега, где женщины передвигаются подобно белым призракам и похожи на мертвецов, погребенных стоймя, потому что им не положено делать того, что делаю теперь я, — выть не умолкая: что за варварский звук, что за дикость, такая же точно дикость, как останки, что достались нам от прошлого!.. Смягчить хоть немного этот хрип, сделать его похожим на речитатив, пускай и неуместный, на что-то вроде заклятья в изгнании.

Улица Ришелье такая длинная и узкая и совсем пустая. Дойти до конца ее и остановиться, оборвав тем самым этот дикий звук, это ламеито, принадлежащее, как ни странно, мне.

А за мной по-прежнему следует незнакомец, о котором я и думать забыла; он замедляет шаг, когда я замедляю свой, и, когда мой сдавленный голос, постепенно стихая, зазвучал чуть помягче, он решился наконец вымолвить:

— Прошу вас, мадам, не кричите так!

Крик застрял у меня в горле. При свете уличного фонаря я поворачиваю к нему свое застывшее лицо: что вообразил себе этот назойливый человек, думает, что я страдаю?

— Оставьте меня одну, пожалуйста!

Сказала я это почти ласково, удивившись волнению этого незнакомца. Я совсем не помню его лица, едва могу вспомнить его силуэт, но голос, в котором звучала мольба, мне слышится и по сей день-такой теплый, взволнованный, что дух захватывало. Взволнованность его объясняется тем, сказал он, что я кричу. Неужели именно это положило конец моему бунту, от которого все во мне клокотало?.. Реакция этого незнакомца внезапно открыла мне многое, и я приняла ее как должное. Ничто уже теперь не в силах причинить мне боль.