Читать «Вдовец» онлайн - страница 61

Жорж Сименон

— Почему вы не сказали ему, что идете ко мне?

— Потому что он может не захотеть, чтобы я брала деньги у вас.

— Он не любит меня?

— Прежде он просто ревновал…

— Но ведь он не знал, что Жанна его мать.

— Ну и что? Разве это может помешать ребенку испытывать ревность? А с тех пор, как это случилось, он вас ненавидит.

— Он думает, что это я виноват?

— Ну, а кто же?

Ему не хотелось оспаривать ее слова, оправдываться. Все равно он скажет не то, что нужно, и еще больше все это разбередит.

— Скажите мне, какую сумму вносила жена, я ежемесячно буду давать вам столько же…

— Но теперь этого уже недостаточно, он ведь вырос, и потом все так подорожало — одежда, рубашки, а особенно обувь…

— Я буду платить столько, сколько вы скажете.

Видно, она была разочарована столь легкой победой, подобно тому, как были разочарованы родители Жанны там, в мэрии. Теперь она смотрела на него с новым интересом, но не без некоторой доли недоверия.

И все же сочла нужным как-то извиниться на свой лад.

— Все это я рассказала не ради собственного удовольствия… Раз уж мне пришлось обратиться к вам насчет денег, я волей-неволей должна была выложить всю правду.

— Вы правильно поступили.

— Вы осуждаете ее?

— Кого?

— Да ее, конечно. Если осуждаете, то зря. Если бы она не так мучила себя из-за вас…

Он смутно чувствовал, что старуха в чем-то права, и это было самое важное.

— Не может женщина жить словно на поводке…

И вдруг он отчетливо — отчетливее, чем все эти последние недели, — вспомнил Жанну, вспомнил ее в столовой, за швейной машинкой, на кухне, и еще — ожидающей за дверью, не позовет ли он ее…

Разве не жила она все эти восемь лет в их квартире на положении домашнего животного, которое слоняется из угла в угол, прислушиваясь к настроению своего хозяина, подстерегая минуту, когда тому вздумается приласкать ее, сказать доброе слово?..

— Как мне хочется, чтобы ты чувствовал себя счастливым!

Самое удивительное, что ведь он тоже говорил ей это, он тоже думал о ней этими словами. Может быть, в конце концов ей осточертело всегда чувствовать на себе его тревожный взгляд? Она спрашивала его, заранее зная ответ.

— О чем ты думаешь?

— О тебе.

— Что же ты думаешь?

— Хотел бы наверняка знать, что ты счастлива.

Она смеялась немного деланным смехом или подходила и целовала его в лоб. Может быть, это происходило даже как-нибудь в среду вечером? Вполне возможно. А перед этим она ходила на улицу Комартен, чтобы заработать на содержание сына, или потом, позднее, на улицу Берри, к тому человеку, которого, разговаривая с мадемуазель Кувер, называла господином Жаком.

Потому что с ней-то она о нем говорила. У нее была потребность с кем-то делиться всем этим. Не с ним. С этой старой женщиной с четвертого этажа.

И о Жанте она с ней тоже говорила, но говорила только:

— Он такой добрый!

Понимала ли она, что он вовсе не добрый, что он просто человек?

А что, если бы она созналась ему во всем? Этого он не мог себе даже представить… Слишком неожиданно все это на него обрушилось. Ясно было только одно: недаром, значит, испытывал он это смутное чувство неблагополучия. Сколько раз охватывало его какое-то ощущение нереальности, непрочности…