Читать «Записки дивеевской послушницы» онлайн - страница 14

Молиться здесь принято восемь-десять часов в сутки, по праздникам больше. Храм богато украшен, все буквально утопает в цветах; я чувствую, что церковь вместе со всем содержимым — один живой организм и здесь уж точно Господь нас слышит. К мощам Преподобного неиссякаемый поток очереди, люди плачут, молятся, многих начинает лихорадочно трясти. Много калек. Очередь также к иконе Богородицы Умиление, на ней висит много золотых крестиков — дары благодарных людей. Чудеса исцеления столь многочисленны, что их не всегда записывают: улучшаются зрение, память, слух, заживают старые раны, язвы, гастриты, излечиваются даже ДЦП и онкозаболевания, а особенно болезни на нервной почве.

Постепенно я стала привыкать к пению монахинь; оно вправду удивительное, и, когда в храме нет обычной толпы, трогает душу так, что слезы текут ручьем. Считается, что плакать — это очень хорошо, душа очищается, а невероятно скромные монахини в своем облачении действительно наводят на мысли о другой жизни, более красивой и правильной. Монашеское пение, как и многое в Дивеево, трудно передать словами. Здесь слишком много того, что надо прочувствовать, увидеть, осознать. Я, например, несколько раз наблюдала, как пяти-шестилетние беспокойные дети после двух-трех служб становились кроткими и послушными.

Многое открылось мне и в связи с исповедью. Я знала, что перед этим Таинством нужно не только вспомнить все свои грехи, молиться и соблюдать пост, но и обязательно попросить прощения у близких людей и, разумеется, у обиженных. И все же непривычно было наблюдать, как поссорившиеся накануне из-за какого-то пустяка в нашей келье женщины перед исповедью просили прощения друг у друга, как малые дети, и обнимались при этом. В обычной жизни такого, увы, не встретишь.

И вот подходит час моей исповеди. Я читаю все, тщательно записанное накануне, по бумажке. Батюшка внимательно выслушивает и спрашивает, почему не каюсь в профессиональном грехе. Я недоумеваю. Священник поясняет, что журналисты обязаны в первую очередь каяться в том, что часто являются свидетелями, пусть порой и невольными, чужой исповеди. Узнавать сокровенное тайников чужой души — большой грех. И я каюсь.

Екатерина рассказывает:

— Я как-то подошла к одному старцу, иеромонаху, и спрашиваю, почему не могу найти общий язык со своими детьми. Я — педагог по образованию. Со всеми детьми, хоть с малышами, хоть с подростками, быстро схожусь, а со своими нет. «А что же ты, голубушка, хотела, — отвечает священник, — ты сколько в грехе жила. С мужем не венчалась, аборты делала, курила… да еще наследственные грехи на тебе, понятное дело, что они тебя к детям не пустят». Я горько заплакала, почему, спрашивается, из-за меня должны страдать дети? Ведь если они будут не устроены в жизни, станут пропащими людьми, неудачниками, виновата в этом буду только я, мать.