Читать «Закулисный роман (сборник)» онлайн - страница 72

Ольга Карпович

– Ксения Эдуардовна, вы совершенно напрасно изводили себя подозрениями относительно студенток Багринцева, – выдержав эффектную паузу, обратился к режиссеру Вацлав. – Ни Катя, ни Ада, ни еще десять других студенток не могли похвастаться особым расположением Мастера. Признайтесь, вы и подумать не могли, что ваш таинственный соперник – это я. Да, я, я был любовником Багринцева почти четыре года – не просто любовником, я был его учеником, его душой, его музой, его амбициями.

– Это ложь! – завизжала Ксения. – Грязный поклеп! Я не позволю порочить память Великого Мастера! Он не был… извращенцем…

– Конечно же, это правда, – усмехнулся Левандовский. – И вы прекрасно знаете, что правда, просто не хотите себе в этом признаваться, как и тогда не хотели. Багринцев боготворил меня, учил всему, что знал, баловал, покупал дорогие вещи. Помнишь, Гоша, те кожаные брюки? Ты еще поражался, как мне удалось накопить на такую понтовую шмотку? Их подарил мне Багринцев. Знаете, Ксения Эдуардовна, это тяжело, когда тебя так любят – глубоко, преданно, всей кровью – как мать любит своего ребенка. Можно сказать, вам повезло не испытать на себе силу истинного чувства Багринцева. Я смог выдержать только четыре года этой требовательной страсти, а потом мне захотелось свободы. Но Багринцев не примирился с ролью оставленного возлюбленного и решил мне отомстить. Все вы помните, как он неожиданно отстранил меня – своего любимого ученика, звезду всего института – от финального спектакля, перевернул всю концепцию и поставил на роль Дориана Грея женщину – Аду. Я же должен был смотреть на его блистательный замысел из зала. Вы понимаете, что для меня это было крушением всего, всех моих надежд и амбиций. Я не мог просто так отойти в сторону, смириться. Мне нужно было доказать всем – и Мастеру в первую очередь, – чего я стою на самом деле. Я предпринял несколько попыток. Помнишь, Гоша, наш неудавшийся самостоятельный проект?

– Еще как помню, мать твою, – буркнул Георгий, пожевав губами.

– Мать мою оставь в покое, она к этому отношения не имеет. Что же мне оставалось делать? У меня могла еще быть надежда повлиять на Багринцева через саму узурпаторшу моей роли, нашу дорогую Аду, но, к несчастью, она однажды очень хорошо дала мне понять, что никаких добрых чувств ко мне не испытывает.

В этот момент я снова вспомнила тот холодный ноябрьский вечер. Неужели, не оттолкни я тогда Вацлава, все еще могло сложиться по-другому? Мне снова стало жутко, я осознала вдруг, что вся наша жизнь лишь цепь наложившихся друг на друга случайностей. Нет никакой справедливости. Нет воздаяния за грехи и вознаграждения за победы. Все – хаос, стечение обстоятельств, приводящее иногда к чудовищным драмам. Значит, Вацлав был прав в своем цинизме: нет никакой морали, никаких правил, раз ты все равно никогда не предугадаешь, чем обернется тот или иной твой поступок.