Читать «Закулисный роман (сборник)» онлайн - страница 43

Я смотрел в его цепкие и пристальные темно-бархатные глаза, в которых некогда только мне под силу было разглядеть усталость и печаль, и чувствовал, как судорога сдавливает мне горло. Странно, когда-то я думал, что ненавижу его, и только потом, когда было уже слишком поздно, осознал, как сильно его любил. Может быть, когда сила наших чувств зашкаливает за высшие показатели, мы перестаем ощущать, куда именно указывает стрелка – на плюс или минус? Мой учитель, человек, открывший для меня искусство, подаривший все, что знал сам, любивший меня со всей силой своей старческой нежности…

На экране появилась Ада, рассеянно скользнула по объективу светло-синими глазами. Багринцев сказал ей что-то, она понимающе кивнула.

Аду у нас на курсе не любили. Это было понятно: царили девяностые, на пачку пельменей приходилось собирать всем общежитием, а она оскорбляла своей роскошью – подъезжала к институту на джипе, небрежно сбрасывала на гардеробную стойку норковую шубу. За красоту, гордость и богатство ее стали считать бездарной и продажной – как припечатали. Позже, когда Ада разошлась с мужем, ее могли бы простить и принять, если бы она оказалась попранной, несчастной и голодной. Но Ада продолжала гордо носить золотистую голову и королевским жестом сбрасывать с плеч теперь уже потрепанную куртку – шубы были давно проданы. Этого Аде простить не могли. Люди охотно проявляют великодушие и милосердие к униженным и оскорбленным, что, по их разумению, вполне объяснимо и справедливо. Великодушие – самая жеманная штука на свете.

Ада была для меня интереснее всех других однокурсников. Я всегда видел в ней особый талант. Мне нравилось смотреть на нее как на безупречную фарфоровую статуэтку, любоваться мягким изгибом плеч, выгнутой назад спиной, скольжением шелковых волос по высокой шее. Ее голос, чистый, сильный, глубокий, многие годы звучал в моей памяти, когда я покинул Россию. Ада была органична, как кошка, в любых предлагаемых обстоятельствах, ее как будто не надо было ничему учить, и Багринцев это понимал не хуже меня. Он лишь аккуратно обтачивал редкий брильянт, направлял Аду мудро и умело… Ада была талантлива от природы, причем тем редким даром трагической актрисы, которая может моментально превратиться в клоунессу – и зал зальется смехом вместе с ней. Ада сочетала талант Джульетты Мазины с внешностью Марлен Дитрих. Конечно, ее было за что не любить. Я это понимал с самой первой минуты нашего знакомства.

Будоражило еще и то, что она была единственной однокурсницей, кто проявлял ко мне открытую враждебность. Я интуитивно чувствовал, что только она могла бы быть мне достойным противником, думаю, и она ощущала то же самое. Нас притягивало друг к другу, как двух опасных хищников, предвкушающих схватку, и отталкивало, как два однонаправленных электрических заряда. Багринцев, конечно, об этом знал.

В первое время наши отношения с Мастером пленили мое воображение и приятно щекотали нервы. Мне нравилось думать, будто я погрузился в самую пучину порока, темной, запретной страсти. Налет тайны делал свое дело. Я знал, что мы должны скрываться от общества, иначе оно проклянет нас и вздернет на пики своего ханжества. Багринцев вполне разделял мои чувства. Помню, как он, сдерживая сухие рыдания, целовал мои руки, шепча: