Читать «Одна из многих (сборник)» онлайн - страница 127
Виктория Самойловна Токарева
«Знаете что, давайте посидим без посторонних, – попросила жена Казанцева, дама второй степени ожирения. – Мы так устали от людей. На черта нам чужие?»
Казанцев молчал, и это молчание было как резолюция: отменить.
Композитор поплелся виноватым псом и сейчас стоял и врал. Вообще композитор был страшненький, но красивый. Энергия таланта шла от его лица, как тепловая энергия. Но сейчас, в данную минуту, от него исходила унизительная вибрация, как от виноватой собаки. И, как собаку, его хотелось отодвинуть ногой.
Антипова закрыла дверь, отсекая себя от вранья.
«Жлобы, – подумала она. – Буржуазия…»
Если бы она была при ДЕЛЕ или при МУЖЕ, с ней не посмели бы так обойтись. Она почувствовала себя ящиком, который выбросили на помойку, несмотря на яркие наклейки.
Антипова не понимала, что теперь делать со своим красивым платьем, нарядным лицом. Потом понесла все это в столовую. Близилось время ужина.
В столовой на нее устремились многие пары глаз, посылая в пространство разнообразно заряженные лучи. В воздухе, как пылинки, струились частички зависти, восхищения, желания, пустого любопытства и любопытства со знаком «плюс» и со знаком «вопрос».
Антипова чувствовала их на своей коже как уколы циркулярного душа, который лечит и бодрит. Все же она была балерина, привыкла поражать.
Кормили как всегда. В гостях у композитора было бы вкуснее.
Антипова вышла из столовой и тут же увидела композитора. Похоже, он ее караулил. Может быть, достал в соседнем номере еще один стул и обеспечил для Антиповой посадочное место. И теперь зашел за ней и ждет. Но композитор просто стоял и смотрел с несчастным видом.
– Ну что, выпили коньяку? – беспечно спросила Антипова.
– А… рюмка в горло не идет, – сознался композитор. – Но кто ж знал, что они приведут с собой ораву…
Значит, он подошел во второй раз сказать, что ей нет места на празднике избранных.
– Да ладно врать, – спокойно сказала Антипова. – Не было никакой оравы.
Глаза композитора расширились в мистическом ужасе, как будто он увидел привидение.
– Хотите скажу, как было? – предложила Антипова. – Пришел Казанцев с женой. Вдвоем. И сказал: «Посидим без посторонних. На черта нам чужие».
– «На черта нам чужие» не было. Просто «посидим без посторонних».
Помолчали. Антипова в третий раз сглотнула унижение.
– А что я мог сделать? – спросил композитор.
– Не приглашать. Или настоять на приглашении, если вы мужчина, конечно.
Композитор понимал, что она права, но хотел сочувствия и прощения, как подросток. Вернее, переросток.
– Вы жестокая женщина, – кокетливо упрекнул он.
– А почему я должна вас жалеть? Вы нахамили, и вас же жалеть?
Антипова обошла композитора, как предмет, и поднялась на свой этаж.
Возле лифта стояла жена композитора в нарядной белой кофте с большим круглым воротником. Шея у жены была короткая, практически отсутствовала, и голова лежала на воротнике, как арбуз на тарелке. Она метнулась к Антиповой, доверчиво глядя ей в глаза, буквально перетекая в Антипову через зрачки: