Читать «Рама для молчания» онлайн - страница 127

Гостей, посещающих нас впервые, мы встречаем еще на асфальте под стелой с надписью «Колхоз “Сознательный”». Ни один, даже самый навороченный навигатор не довезет их до Устья, поскольку, как уже было сказано, дорога к нам на карте не обозначена (да что навигатор, местный зубцовский таксист высадил ехавшего к нам приятеля за сорок метров до первого дома деревни, уверяя, что дальше никакого человеческого жилья нет – только Волга). Справедливости ради приходится признать, что дороги нет и на самом деле – только направление. Путь к нам лежит через поля, которые каждый год перепахивают, и счастливые владельцы «УАЗов» и всевозможных джипов исправно прокладывают по пашне новые трассы, естественно, всякий раз по-другому. И хорошо, если пахота приходится на сухие деньки! Бывало, что перепахивали в полосу сплошных дождей. И на неукатанной дороге здесь и там торчали в ожидании подмоги машины, вокруг которых ходили в бессильной ярости уравненные бедой хозяева «ягуаров» и «жигулей». Но и без сельхозработ после дождя наша дорога – испытание нелегкое. Есть на ней общеизвестные опасности. Прежде всего – Лужа. Конечно, луж на дороге множество, но это название самодостаточное. Так именуется только один водоем, по глубине и ширине превосходящий лужу миргородскую и знаменитый, в частности, тем, что в нем однажды увяз эвакуатор с погруженной на него сломавшейся машиной. Е. уже пятнадцать лет боится этой дороги смертельно, хотя засела всего один раз, в самый первый год, в силу неопытности, попытавшись объехать грязь по мокрому полю. Мечты о джипе поглотили в ее сознании все прочие, хотя сиживали на нашем проселке и джипы. Их водители самоуверенно двигались вперед, не разбирая дороги, а вот вытащить их потом было куда сложнее, чем легковушку. Недаром шутят, что джип, может, и проедет по плохой дороге больше, чем паркетник, но зато потом намного дальше придется тащиться за трактором.

Даже видавшие виды журналисты местной газеты «Зубцовская жизнь», знающие район как свои пять пальцев, приехав как-то брать у нас интервью после грозы, настолько были под впечатлением от дороги, что назвали огромный материал «Доехать до литературы». Процитируем врезку: «Асфальт остался позади, а с ним и уверенность: “Туда ли мы едем? Есть ли там жизнь?”. Но вот среди буйной растительности показались домики: “Есть! Приехали!”».

Репортаж о том, как побывали у нас в гостях, журналисты напечатали в двух номерах газеты. Он получился удачным. И в отличие от многих практически без искажений. Ведь бывает такое тебе припишут – жить не хочется. А тут всего одна не то ошибка, не то опечатка. И очень смешная. Мы рассказывали, что у нас порой до тридцати гостей съезжаются. А в газете прочитали, что к нам однажды аж 300 гостей прибыли! Лишний ноль очень позабавил: мы, готовы, конечно, и 300 человек принять, но все же не настолько велико наше гостеприимство, да и просторы едва ли позволят.

…Благополучно исполнив роль лоцмана и довезя гостей до дома, садимся завтракать. Угощаем молоком и творогом со сметаной «от лично знакомой коровы», за которыми ездим регулярно в соседнюю деревню, показываем свои владения, а потом приступаем к осуществлению непременной гостевой программы.

Первый пункт – каньон. Это мы его так называем, по-местному, он просто Скалы, а историческое, ныне вышедшее из употребления, наверное за неблагозвучием, его наименование – Мудышкина гора, по фамилии купца, имевшего там мельницу. У каньона в который раз наслаждаемся изумлением неофитов перед совершенно уральским пейзажем, непредставимым в средней России: Дёржа ревет по-горному на дне тридцатиметровой пропасти, образованной мощными каменными породами. За излучиной наш берег низменный, а противоположный возвышается гордыми соснами, возросшими в самом поднебесье. Тут в реке образовался тихий и глубокий омут, редкое в наших краях место для купания. Странный феномен: живем среди двух рек, а купаться почти негде. Дёржа мелка, ее можно перейти вброд; Волга холодна и стремительна в основном течении, а дно у нее илистое и склизкое.

Потом едем в сторону Зубцова мимо поля, куда часто слетаются аисты. Если повезет, можно полюбоваться целой стаей белых с глубокой чернью огромных птиц. К тому же говорят, что аисты селятся только в экологически чистых местах. Хотя, быть может, это такой же апокриф, как и то, что они приносят детей – демографическая ситуация здесь прескверная. На окраине города с высокого холма – Московской горки – открывается панорама старинного уездного города, состоящего из деревенских избушек с палисадниками. Легко представить себе, каким он был сто и сто пятьдесят лет назад: стоит мысленно стереть из пейзажа две девятиэтажки и квартал пятиэтажек и дорисовать колокольни и купола храмов, из которых уцелел и действует только один. Сохранились и три особняка ХIХ века на набережной Вазузы. Это особенно удивительно: Ржевская битва – самая кровавая в истории войны – не щадила ни городов, ни деревень. В память о ней на вершине Московской горки воздвигнута стела, по серпантину дороги установлены мраморные доски с именами бойцов, павших в сражениях 1942 года. Поиски не прекращаются, и ежегодно выбиваются новые имена солдат и офицеров Красной армии, чьи захоронения обнаружены отрядами школьников. Так что любование панорамой города на стрелке, где Вазуза впадает в Волгу, неизбежно окрашивается печалью.

На обратном пути демонстрируем как особую достопримечательность двухэтажный каменный особняк с резными лебедями на фасаде покойной Людмилы Зыкиной и руины еще недавно блиставшего новизной оцилиндрованных бревен дома главы Зубцовского района: говорят, подожгли. А там – кто знает…

Вернувшись, добиваем уже слегка ошарашенных гостей красотами в пределах деревни: на высоком берегу Дёржи так называемая скамейка для поцелуев. От нее распространяется в роскошную даль вид с холмами, перелесками, тремя деревнями по оба берега Волги – да что там говорить, Россия. И ответ на вечную претензию к предкам, выбравшим для обживания «зону рискованного земледелия»: красота – мощная сила, она их и усадила в дремучие леса.

Вечером же вечная гостевая триада: шампур – шашлык – мангал. Отметив тюркское происхождение этих слов, рассуждаем, как водится, о приобретениях русского языка под ярмом татаро-монгольского ига. Отсюда – один шаг до «исламского светлого будущего», грозящего православному миру с фанатичных персидских берегов. Хорошо рассуждать о таких перспективах, сидя под березами и осинами. Кстати, М. уверяет, что осина с ее зеленовато-серыми стволами и пребывающей в вечном движении темною с желтоватым отливом листвой гораздо точнее олицетворяет Русь, чем пресловутая береза, признаться, изрядно навязшая в зубах. Да и в золотую осень это дерево гораздо богаче красками, от бледно-желтого до пурпурно-красного, не то что однотонная береза. Репутацию несчастному дереву изрядно подпортил миф, будто на осине, на просторах Синайских не произрастающей, удавился Иуда.

С недавних времен мангал у нас новый – сооружение на колесах, напоминающее одновременно полевую кухню и тот паровоз, под который бросилась Анна Каренина (этот роман Толстого читается вслух летом 2011 года): черный цилиндр с трубой. Его привез Миша – заботливый муж Виты.