Читать «Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура» онлайн - страница 19

Артем Драбкин

Истребитель И-15бис

Однако далеко не всем так повезло в первых боях, как моему звену. Что греха таить — поначалу счет потерь был не в нашу пользу. Японские асы фактически разгромили 4-ю эскадрилью нашего полка, летавшую на самолетах И-15, — после первого же боевого вылета из десяти машин вернулись на аэродром всего три, да и те были в таком состоянии, что едва держались в воздухе. Можно сказать, что война началась для нас неудачно. Японцам удалось завоевать господство в воздухе. Почему так вышло? Во-первых, биплан И-15 к концу 30-х годов уже устарел и не мог на равных тягаться с новейшими японскими истребителями, особенно проигрывая в скорости и на вертикалях. А главное, мы столкнулись над Халхин-Голом с японскими ветеранами, которые к тому времени отвоевали в Китае уже два года, а у нас боевого опыта пока не было. Морально мы еще не готовы были убивать.

Узнав о неудачном начале войны, командование отреагировало незамедлительно. Уже в конце мая на Халхин-Гол прибыла большая группа лучших советских асов во главе со знаменитым комкором Смушкевичем. Только Героев Советского Союза среди них было больше 20 человек, все успели повоевать в Испании и Китае. Приехав к нам в полк, Смушкевич пообещал, что терять летчиков больше не позволит, что самолет И-15, не оправдавший себя как истребитель, впредь будет использоваться по-другому, что прилетевшие с ним асы незамедлительно наладят обучение молодых пилотов и сами поведут нас в бой. В заключение комкор сказал: «Знаю, что потери мы понесли значительные. Враг воодушевлен своими успехами. Он еще не сломлен. Вся надежда на вас».

Не успела машина с начальством скрыться из виду, как над аэродромом вновь взвилась сигнальная ракета: команда на взлет…

Осознавая, что без удержания господства в воздухе им наши наземные войска не одолеть, японцы изо всех сил старались подавить советскую авиацию на аэродромах — но мы не позволяли застать себя врасплох, встречая врага над границей и нанося ответные удары по его базам.

Поначалу мое звено использовали в основном для воздушной разведки — как правило, мы летали во вражеский тыл трижды: на рассвете, в полдень и под вечер. Но поскольку нам совестно было оставаться на земле, когда друзья по тревоге уходили в бой, мы попросили разрешить нам вместе со всеми участвовать также и в отражении налетов противника — так что в день набиралось по шесть, семь, а то и восемь боевых вылетов, и к вечеру от усталости, напряжения и перегрузок буквально темнело в глазах — отказывало зрение.

Особенно уставали глаза от бешено-яркого монгольского солнца. Этот нестерпимый блеск словно засвечивал память — на войне вообще все дни сливаются в один, изматывающий и бесконечный, так что вскоре уже с трудом припоминаешь последовательность и подробности событий. Но 22 июня 1939 года — день переломного сражения в воздухе — я не забуду никогда.

Красноармейцы осматривают обломки сбитого японского самолета

В то утро мое звено вновь подняли в воздух еще до восхода — на перехват японского самолета-разведчика, который не заметил наши выкрашенные в зеленый цвет истребители на фоне еще темной земли, а сам был легко различим, подсвеченный снизу первыми лучами солнца, и стал легкой добычей. Расстреляв его как на учениях, мы развернулись обратно, но на подходе к аэродрому обнаружили большую группу японских бомбардировщиков, которую сопровождали десятки истребителей. Прикрытие настолько плотное, что прорваться сквозь него можно лишь сверху, на пикировании. Начинаем набирать высоту — но навстречу уже спешат вражеские истребители. Лобовая атака — соревнование в крепости нервов. Первый японец оказался слабоват — открыл огонь с дальней дистанции, так что трассы на излете ушли под мой самолет, а потом и вовсе не выдержал, взял ручку управления на себя, и я всадил ответную очередь из четырех стволов прямо в его беззащитное брюхо. У второго японца нервы оказались крепче — этот не отворачивал, и мы разминулись буквально в нескольких метрах, обменявшись очередями; он промахнулся, задел ли я его — не знаю: не было времени оглядываться. Продолжаю набирать высоту — еще метров 500, и я окажусь над верхним эшелоном японских истребителей, а значит, получу шанс прорваться к бомбардировщикам. Но тут мой мотор вдруг чихнул и остановился — увлекшись боем, я совсем забыл о времени и израсходовал все горючее. Вываливаюсь из общей свалки — благо наш аэродром совсем рядом — и с ходу иду на посадку. Техники на руках откатывают самолет на стоянку, заправляют горючим и боеприпасами — и я опять рулю на взлет. В тот день все летчики нашего полка взлетали дважды — бой длился в общей сложности три с половиной часа. В этом грандиозном сражении с обеих сторон участвовали более двух сотен самолетов. Японцы потеряли 32 машины, мы — только 11. Это был переломный момент, после которого господство в воздухе стало переходить к нам.