Читать «Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура» онлайн - страница 120

Полынин довел нас до Ланьчжоу — дальше, через густонаселенные провинции Китая, мы летели уже самостоятельно. Наконец, добрались до Чэнду, где тогда располагалась главная база советской бомбардировочной авиации (кроме нас, здесь базировались еще одна эскадрилья дальних бомбардировщиков и две эскадрильи СБ). Наши истребители (две эскадрильи на И-15 и И-16) прикрывали с воздуха город Чунцин, который после падения Уханя стал временной столицей Китая.

Аэродром Чэнду объединял семь летных полей. Нам предоставили самое большое — без искусственного покрытия, но с очень плотным грунтом, размером примерно 2000x2000 м, что позволяло производить взлет и посадку во всех направлениях. Под жилье отвели одноэтажные здания барачного типа на окраине города, километрах в десяти от базы, выделив для поездок на аэродром два автобуса и грузовик. Поначалу мы были фактически оторваны от внешнего мира — без радио и советских газет, — пока сами не соорудили в одном из жилых помещений радиоузел, и наш радист Иван Быстров, большой знаток своего дела, не наладил регулярный радиоперехват ночных сводок Москвы для областной и районной прессы о внутренней и международной жизни Советского Союза. С тех пор утро у нас начиналось с политинформации, во время которой мы зачитывали и обсуждали эти сводки; и лишь затем выезжали на аэродром. Рабочий день обычно продолжался дотемна — надо было «обжить» территорию: оборудовать стоянки для самолетов, служебные помещения и «классы» для занятий — ведь, помимо участия в боевых действиях, мы еще должны были обучить китайских летчиков обращению с новейшей советской авиатехникой и по окончании командировки передать им свои машины.

Не всегда получалось отдохнуть даже по ночам, особенно в полнолуние и ясную погоду, — захватив в октябре 1938 года Ухань, японцы создали там крупную авиабазу для ударов по внутренним, еще не оккупированным, районам Китая. Налеты на наш аэродром в Чэнду обычно проходили по одной и той же схеме: японские бомбардировщики СБ-96 действовали большими группами — не меньше пяти «девяток», — в тесном строю «тупой клин», со средних высот. Зайдя со стороны гор, первая «девятка» сбрасывала дюжину САБов яркого свечения и засыпала аэродром зажигательными бомбами — до сих пор помню мучительное чувство незащищенности и беспомощности под этим режущим, беспощадным светом, в котором, казалось, видна была каждая травинка, — следующие волны бомбардировщиков работали уже прицельно, по хорошо освещенным площадям, используя в основном 100-килограммовые бомбы, хотя порой применяли и более крупные калибры — 250 и даже 500 кг. Выглядело это, конечно, впечатляюще — по окончании налета летное поле напоминало лунный пейзаж: сплошные воронки, — однако реальный ущерб от этих бомбежек, как правило, был невелик. Ведь мы всегда размещали свои самолеты за пределами аэродрома — не ближе чем в ста метрах от границы летного поля, — максимально рассредоточивая на местности, чтобы даже серия бомб не могла накрыть зараз более одной-двух машин, и тщательно укрывая маскировочными сетями и другими средствами камуфляжа; мало того — затаскивали на ночь по специальным деревянным настилам на болотистое место, где японцам не пришло бы в голову их искать, и даже сливали горючее. Так что в результате этих ночных налетов мы не потеряли ни одного ДБ — имелись лишь незначительные осколочные повреждения, но ни единого прямого попадания.