Читать «Река Найкеле» онлайн - страница 91

Но однажды erma внутри тебя становится столько же, сколько тебя самого, и ты начинаешь с ней бороться, и будешь жив, сколько сможешь выстоять. Как правило, это случается утром: кто бы ты ни был, пол, возраст, не важно, erma lorda овладевает твоей речью, и из уст твоих доносится хриплое, рычащее контральто. Твое собственное «я», затаившись где-то в глубине, может только внимать ему. Госпожа забирает назад свои подарки. С этого момента ты — ohtar, отвоевывающий свои тело и речь у беличьего, соечьего сока. Ohtar, желающий продлить свои дни, может отказаться от напитка, но это бесполезно. Рано или поздно в каждой жизни наступает один миг слабости, когда ты больше не можешь сопротивляться, и erma, живущая в тебе, побеждает. Ohtari не безумны, они все помнят и все чувствуют, но они бессильны, как младенцы. В их телах ходит, разговаривает и совокупляется Госпожа. От телесной любви им мало проку: они будто наблюдают за ней со стороны, пока в их гортани хрипло и нежно клокочет erma lorda.

Когда победа близка, Госпожа впадает в ярость. Она кричит с пеной у рта, желая смерти твоей бессмертной душе. Ты сдаешься, и наконец твое сознание гаснет в тебе, как светлячок. Ohtari умирают, наложив на себя руки, и нет способа этому помешать.

А теперь взгляни, как в кувшине расплавленным жемчугом сияет волшебная erma lorda, и скажи, что ты счастлив и тебе ничего не нужно.

Ради искусства

Мы с Йоши лежим на белом диване в квартире моей сестры. Там очень красиво, там ровный свет молоком сочится сквозь стеклянные кирпичики в стене, там тонкий паркет и портьеры из тафты. Я ни дня не прожила в такой красоте. У меня внутри стакан коньяка и полстакана текилы, и меня клонит в сон.

— Дорогая, тебе грустно?

— Если честно, немного да.

— Что случилось?

— Ты обманываешь меня.

— Я тебя не обманываю.

Провожу пальцем по внутренней поверхности плеча, где вдоль вены тянется едва заметная глазу цепочка ювелирных проколов тончайшей инсулиновой иглой.

— Вот здесь, я видела, когда ты спал. Зачем ты это делаешь?

— Ради искусства, ты же знаешь. Иногда мне нужно отдать много энергии, а у меня ее нет.

Ради искусства — это единственный аргумент, который я принимаю. Как ни странно, искусство важнее. Важнее любви, важнее моей жизни и его жизни. Я так в это верю, что меня ничего не стоит обмануть.

Он летит самолетом, я еду поездом. Самолет для меня слишком дорог, а для него дорог даже поезд, но люди, которые хотят его слушать, платят за его перелет. На перроне он встречает меня. Я с трудом могу его узнать. Его череп острижен клочками, тупыми ножницами, почти полностью, виски и брови выбриты наголо. Поверх спортивной фуфайки на нем надета гавайская рубаха. Мы едем домой в тамбуре электрички, по очереди откусывая большой огурец. Я хочу в честь встречи заказать домой суши и купить вино, но все телефоны доставки потеряны; меня встречает заново разгромленная до основания квартира, где мне негде даже присесть. Я плачу, Йоши меня успокаивает, и я готовлю салат из макарон. Мы ужинаем и ложимся в постель.