Читать «Усы (сборник)» онлайн - страница 187

«Он (Соломатин) думать запретил себе об этой заблудшей душе, об этой дурехе прекрасной, но чего стоило ему запрещение! Не мог он не думать о ней и не мог ее забыть. Ну ладно, ее душа, она отлетела и мается теперь где-то или нежно покачивается в шелковых гамаках в пределах недостижимых. И тела ее уже нет. А вот о теле-то ее и не мог забыть Соломатин. Но не способен он был стать погубителем дивно сотворенного природой тела. (…) Не было на нем ее крови, не было!» (стр. 275); «Очень складно бы получилось. Если бы Прокопьев Дашу отыскал. А ему и хотелось бы отыскать. Но и хотелось бы, чтобы ее не оказалось дома, да и в Долбне вообще. То есть он как бы действие предпринял, совесть успокоил, а Даша взяла да и укатила к родителям (намерение свое она высказывала Насте). Значит, не судьба. Не ехать же ему в Херсон. «Слюнтяй!» – отчитал себя Прокопьев» (стр. 290).

В начале этого последнего отрывка (как и во многих других местах текста романа) обращает на себя внимание излюбленный автором прием парцелляции – «разбиения» точками сложных предложений на отдельные их части, «осколки», становящимися от этого значимыми и придающими повествованию драматическую напряженность: «Очень складно бы получилось. Если бы Прокопьев Дашу отыскал» и т. п.

См. показательные своей характерностью примеры внутренних монологов: «Манера, что ли, у него такая в общении с чадами? – удивился Соломатин. – Аж слезы блеснули в глазах. Или он вынужден юродствовать передо мной? Странно, странно, шутом Павел Степанович вроде бы себя на моей памяти не проявлял» (стр. 79); «Бред какой-то, восклицал Соломатин. Опять же про себя. В какое время мы живем, восклицал. А в твое собственное, отвечал себе Соломатин, время, в наше время, которое представляется тебе и только тебе – мерзким, противным, постыдным, вертляво-колотушным, неприятным для порядочных людей и угодным для пройдох и себялюбцев» (стр. 250).

Общие и частные философские рассуждения нравственного характера – о сегодняшней жизни, о наших днях – представлены в романе во всей их типичной узнаваемости. Например, о выражении «третья сила» (на стр. 431–432); «– Коля, если не прекратишь дискуссию, – заявила кассирша, – третья сила тебя отсюда выведет. И Коля притих. – Какая такая третья сила? – спросил я. И скорее всего, себя спросил, а не кого-либо еще. – Не берите в голову, – сказал Арсений Линикк. <…> Но не брать третью силу в голову я не смог. Какая такая третья сила, по мнению притихшего Коли, возьмет и проявит себя? Не бочка же Бакинского керосинового товарищества? <…> Но если брать высокие категории, то для меня в бытии существовали две силы. Добро и зло. А третья сила – что это? В чем она? Или в ком? Не в здешних ли ярусах пребывает она, копится, мается или мерзнет в томлении, в необходимости проявить себя? Или это просто Сила? Не первая, не вторая, не третья. А Сила. Просто Сила. Неведомая нам. Неведомая мне. «Вы об этом узнаете позже», – сейчас же прозвучало во мне. И я успокоился» (стр. 432).