Читать «После всего: Стихи 1920-1942 гг.» онлайн - страница 21

Ирина Николаевна Кнорринг

«Мы в жизни мучительно разные…»

Мы в жизни мучительно разные, Иными не стать никогда. Мы тоненькой ниточкой связаны На незолотые года. Не честные в счастье, не лучшие, Не верные в долгой борьбе, Покорны обидному случаю, Нелепой и трудной судьбе. И в ночи высокие, синие, И в зимние мглистые дни, Как две параллельные линии — Навеки — без цели — одни.

1930

«Пар над чашками, тетрадь, вязанье…»

Пар над чашками, тетрадь, вязанье… Вечер скуден, как огонь свечи. — Ну, поговорим о «несказанном», Или так стихи побормочи. Расскажи, кого сегодня встретил, Что видал на матовой заре. Поворчи, что трудно жить на свете В этом проклятущем январе. И о том, что завтра на работу Нужно встать в шестом часу утра. Рабская, тяжелая забота Заполняет наши вечера. Голос твой — нерадостный, незвонкий, Взгляд усталый, скучный и больной… Если б не было у нас ребенка, Мы давно бы умерли с тобой.

1931

«Уже не девочка — жена и мать…»

Уже не девочка — жена и мать. Суровый опыт, а не мысль о чуде. Уже пора бы, кажется, понять, Что это — жизнь, и что другой не будет. А все-таки еще бывает жаль Забытых слов, разрушенных желаний, И о небывшем поздняя печаль Мешает спать в предутреннем тумане… Уж создан быт, свой дом, своя семья, Ну пусть не так, как думалось когда-то, Пусть не дорога — жизнь, а колея, Не зори в ней, а ранние закаты. Пусть большего не будет никогда, Но то, что есть, — сурово и велико, И беспощадно-трезвые года Прекрасней нашей юности двуликой. А все-таки…

1931 (Из сборника «После всего», 1949)

Мыши

Мыши съели старые тетрадки, Ворох кем-то присланных стихов. Мыши по ночам играют в прятки В сонном сумраке углов. Мыши съели письма из России, Письма тех, кого уж больше нет, Пыльные огрызочки смешные − Память отошедших лет. Мыши сгрызли злобно и упрямо Все, что нам хотелось сохранить: Наше счастье, брошенное нами, Наши солнечные дни. Соберем обгрызенные части, Погрустим над порванным письмом: Больше легкого, земного счастья По клочкам не соберем… Сделает иным, ненастоящим Этот мир вечерняя заря. Будет в окна падать свет мертвящий Уличного фонаря. Ночью каждый шорох чутко слышен, Каждый шорох, как глухой укор: Это гложат маленькие мыши Все, что было до сих пор.

1931 (Из сборника «Окна на север», 1939)

Роза Иерихона

Вдруг стало ясно: жизнь полна Непоправимою угрозой, Что у меня судьба одна С моей Иерихонской розой. Вот с той, что столько долгих дней Стоит в воде, не расцветая, В унылой комнате моей, Безжизненная, неживая. Будильник, пудра, пузырьки, Игрушки — рядом на камине. Ее корявые ростки Окутывает сумрак синий. И я над страшным и сухим Неумирающим растеньем Слагаю мертвые стихи О небытье, о нецветенье. И из сплетенья длинных строк, Из неожиданных созвучий Встает уродливый цветок — Сухой, бесплодный и колючий. Но словно в огненном бреду, С упрямой безрассудной верой День ото дня я жадно жду, Что зацветет комочек серый… Себя стараюсь обмануть, Другим — сплетаю небылицы. О, только бы, хоть как-нибудь От пустоты освободиться! Проходят дни и вечера, Я с каждым днем скупей и строже. Сегодня — то же, что вчера, А завтра — заново все то же. И мой цветок не расцветет; Быть может, и бывают розы, Что зацветают дважды в год И что не вянут от мороза. Но только это не для нас, Не для таких, как мы, должно быть, Томит вечерний, синий час Томленьем напряженной злобы. И вот с безжизненной тоской Склоняюсь грустно и влюбленно Над неудачливой сестрой, Над розою Иерихона.

1931 (Из сборника «После всего», 1949)