Читать «Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности» онлайн - страница 246

Стал очевидным первый кризис бренда. Затем случилось закономерное: падение идеологии повлекло за собой крушение доверия к столь часто цитируемому кумиру. Рост завышенных ожиданий ответов от классики – «нашего всего», «золотого запаса духовности» и т. д. – вошел в противоречие с реальной динамикой социальных метаморфоз, что спровоцировало негативную реакцию людей ко всему, чему их учили в школе и на торжествах. Казалось бы, лидерский статус Пушкина мог позволить ему возвыситься над голодной и необихоженной действительностью, помочь дистанцироваться от реальных проблем, но его по инерции («Кто виноват? – Пушкин») назначили платить за все авансы, которые раздавала идеология. В результате общество испытало разочарование в поэтическом слове, и пришло отчетливое осознание девальвации ожиданий от классики.

Оценка востребованности бренда

Бренд «Пушкин» связан с хрестоматийным ассортиментом понятий, среди которых наиболее значимыми являются «литературоцентризм», «народность», «психологизм». Это тоже бренды русской литературы, в совокупности создающие приблизительный, обобщенно-мифологический образ культуры. Потому что идеи, образы и концепции, которые некогда считались эксклюзивными достоинствами культуры, утрачивают актуальность, состариваются, теряют смысл и перестают функционировать в новом столетии. О народности. Позитивистская тень демократической критики витает над любой попыткой проанализировать литературный процесс, его истоки, направленность и влияние на читателя. Идея народности приняла мифологизированные формы в лоне советского литературоведения, настойчиво доказывавшего всему миру, что истинный художник – тот, кто близок к народу, приобщается к народному духу и подбирает ему аутентичную букву. Пара цитат из Пушкина, десяток из Белинского – концепция народности всегда смотрелась нарядно и убедительно.

На Западе редкому историку культуры приходило на ум размышлять о народности Байрона, Диккенса или Мелвилла. Всегда отыскиваются более значимые категории, к которым приписывается творчество того или иного художника.

За последнюю четверть века концепция народности озвучивается все реже и реже, и исподволь зарождается подозрение, что все достоинства, которые тем или иным историком культуры приписывались народу, свидетельствовали об исключительно развитом воображении самого историка.