Читать «Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности» онлайн - страница 198

Виновато в этом государство: престиж профессии учителя в обществе предельно ничтожен.

Виновата в этом высшая школа: дряхлые программы, социолого-социалистический подход к обучению гуманитарным дисциплинам, дурные учебники, прерывное, неиндивидуализированное, несвязанное с получением набора компетенций образование и т. д.

Взять хотя бы учебники по литературе.

Чтобы понять ситуацию, сложившуюся на рынке российской литературоведческой мысли и учебников по литературе, следует за справкой обратиться к роману американского писателя Джеймса Хайнса. Почему к американцу? Да потому что наши проблемы мало чем отличаются от заокеанских. Хайнс излагает историю теоретической мысли за последние сорок лет.

В начале семидесятых было модно собирать, обильно комментировать, раскладывать по полочкам все литературное наследие, от древности до современности.

И вдруг времена разом переменились. Семиотика ворвалась в научный мир, и многотомные антологии, которые должны были оставаться последним словом литературоведения до конца века, перекочевали в отдел уцененных книг еще в пору расцвета диско: «Младшие коллеги заговорили кодом, глядя на тех, кто их не понимает, с равнодушной снисходительностью сектантов». Затем научный мир увлекся вульгарными прелестями постмодернизма.

Литературоведы, педагоги, авторы учебников разделились на тех, кто ратовал не за научный прорыв, а «за сохранение культурной традиции любой ценой», и тех, кто не желал участвовать в «гегемоническом дискурсе постколониального культурного империализма».

Кто из них прав? Да никто! Первые приносят в жертву современность. Вторые посредством искрометной теоретической пиротехники так же уничтожают эту современность. Но они родственны в своем метафорическом трансгрессивном акте ненависти к читателю. Все они мертвы, но не хотят в этом признаваться.

В отечественном учебно-воспитательном сюжете ситуация примерно такая же.

Основная наша беда – оторванность книги от человека. Сейчас специальная информация меняется в корне каждые 4–8 лет. Дипломы устаревают уже на момент их получения. Почему же в нас так сильна убежденность, что концепция творчества Пушкина, рожденная век назад, до сих пор задорно дышит высокими персями?

Сегодня никто не знает и не хочет знать, как писать учебники по литературе. И не хочет узнать, как это делать. Русская классическая литература в зависимости от очередного социального заказа перестала быть затвердевшим объектом. Оттого и крайности в ее интерпретации. Кто-то ограничивается набором легоньких сведений по культуре, полезных для поддержания светских бесед, другие предпринимают попытки создания тяжелейших монографий, устаревающих в силу своей тенденциозности и привычности еще до выхода в свет. Третьи – «о гегемоническом дискурсе».

Всем нам нужно понять, однажды понять: учителя завтрашнего дня окажутся первопроходцами, поскольку мы, старшее поколение, не обладаем опытом существования и выстраивания отношений с классикой в новом мире, в котором еще отсутствует социальное моделирование, программирование поведения, адекватного реальности.