Читать «Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма» онлайн - страница 62

Итак, все кончается хорошо, и я этим очень доволен. Повторяю, с меня достаточно того, что этот отвратительный натурализм, который хроникеры и критики отожествили с грязью, — показал, что у него чистые руки, что он заботится о достоинстве литературы, что ему дороги истина и здравый смысл. Мне просто хотелось, чтобы на страницах «Фигаро» были представлены обе стороны: вот каковы мы и вот каковы наши противники. Судите сами.

Что касается моих политических взглядов, то я высказал, сколь ненавистна мне шумливая посредственность, все эти тщеславные люди, которые отчаянно чего-то добиваются для себя за счет спокойствия нации. Меня упрекали в том, что я сгустил краски. Неужели я в самом деле зашел слишком далеко? Неужели у читателей создалось неверное представление о моих подлинных чувствах?

В статьях моих я никогда не задевал республику как таковую. Я считаю ее единственной справедливой и возможной формой правления. Но от чего меня всегда воротит — это от низости и глупости людской. Я не политик, у меня нет никаких обязательств перед какой-либо партией, я могу прямо сказать, что думаю о мелких людишках, которые приходят и уходят; и если меня обвинят в том, что, нападая на людей, которые позорят и подтачивают республику, я нападаю на нее самое, я отвечу, что Республика чувствовала бы себя бодрее, если бы по утрам она имела возможность умыться и причесаться. Тем, кто добивается власти, приходится умалчивать о язвах и опухолях иных людей, ибо люди эти нужны им; но когда ты один и свободен, зачем тебе иметь дело с недужными и калеками? Прогнав их, мы только оздоровим страну.

Не может быть сомнений, что демократическая эволюция надвигается, и было бы безумием пытаться остановить историю. Мы переживаем роковые катастрофы и можем только сожалеть, что не родились в более устойчивую эпоху, в годы равновесия, когда общество на какое-то время стабилизируется, избрав ту или иную форму правления. Но коль скоро наше общество все время в движении, коль скоро нам приходится мириться с ухабами на дороге, то можно ли терпеть, чтобы вдобавок к этой тряске нам еще не давали покоя дураки и негодяи, которые хотят нажиться на общественных бедствиях? Вот что приводит меня в ярость: паразиты, которые кишат кругом, поднятый ими оглушительный шум, позор великого народа, раздираемого на куски бездарными карьеристами, стремящимися во что бы то ни стало удовлетворить свое неимоверное тщеславие, которое постоянно бывает обмануто! Может быть, когда в обществе совершается потоп, волны всегда выносят на поверхность подобную накинь. Нужен какой-то фермент, чтобы разрушить старый мир. И тем не менее в глубине души ты негодуешь: тебя охватывает сомнение, тебе хочется, чтобы движущей силой грядущих веков был только гений.

Вот почему я так громко провозгласил первенство литературы. Она одна воцаряется на века, тогда как политика — относительна. В наши смутные времена народ до того напуган, что политическим деятелям приписывают непомерное влияние — это нездоровое явление, с которым надо бороться. Марионеткам, появляющимся на какой-нибудь час, слепым орудиям случая, даже не представляющим себе, что может повлечь за собой их деятельность, следует указать их место, дабы балаган их не погубил страну. Нет, не в них суть! Нет, не они создают эпоху — эпоха принадлежит писателям и ученым! Я бы хотел, чтобы крик этот заглушил всю теперешнюю политическую разноголосицу. Вся ваша шумиха канет в воду, наши произведения останутся. Вы — ничто, мы — все. Пусть я даже единственный, кто об этом кричит, я буду кричать еще, кричать всегда, не боясь, что голос мой слишком громок, уверенный в том, что дело мое правое и что в конечном счете вас ждет забвение.