Читать «Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма» онлайн - страница 134
Эмиль Золя
Самое возмутительное в том, что все, как видно, было подстроено, чтобы покончить дело сим величайшим беззаконием. Судьи сговорились нанести невинному еще один удар, чтобы спасти истинных виновников, а сами с чудовищным лицемерием надели личину милосердия: «Ты хочешь чести, мы же из милости даруем тебе свободу, дабы твое бесчестье перед законом скрыло преступления твоих палачей». В долгом перечне совершенных гнусностей нет более омерзительного посягательства на человеческое достоинство. Осквернить ложью святое сострадание, сделать из него орудие клеветы, обратить в пощечину невинному, чтобы злодеи разгуливали при свете дня, красуясь султанами и золотыми нашивками! Какая неслыханная подлость!
И сколь горестно сознание, что правительство великой державы, по гибельному малодушию своему, позволило склонить себя к милосердию, в то время как долг повелевал ему свершить правосудие! Малодушно отступить перед наглостью политической группировки, воображать, будто можно добиться умиротворения с помощью беззакония, рассчитывать откупиться милостивым прощением, отравленным иудиным лицемерием, — это ли не верх безрассудства, в котором упорствует правительство! Разве не должно было правительство тотчас же после того, как Реннским судом был вынесен возмутительный приговор, передать его в Кассационный суд, вместо того чтобы столь оскорбительно пренебречь высшей юридической инстанцией? Разве спасение страны не заключалось в этом шаге, который явился бы выражением должной решительности, вернул бы нам уважение всего мира и восстановил законность? Только отправление правосудия может привести к окончательному умиротворению, всякая уступка малодушию вызовет лишь новую вспышку страстей; сильного правительства — вот чего нам недоставало до сего дня, правительства, которое исполнило бы до конца свой долг и наставило бы на истинный путь обманутый клеветой, доведенный до исступления народ.
Но в своем падении мы зашли уже столь далеко, что распинаемся перед правительством за проявленное им милосердие. Великий боже, оно дерзнуло выказать доброту! Какая беспримерная смелость, какая безумная отвага, когда подумаешь, что ему грозят клыки лютых зверей, которые вышли из дремучих лесов и стаями рыщут среди нас! Проявить доброту, когда не можешь проявить твердости — что ж, и это похвально. Впрочем, сударыня, ваш муж может ждать восстановления своего доброго имени, что следовало бы сделать немедленно ради чести самой Франции, с высоко поднятой головой, ибо нет пред всеми народами земли невинного, чья невинность была бы вящей.
Ах, сударыня, позвольте мне высказать Вам, сколь велико наше восхищение, наше благоговение, наше преклонение пред вашим мужем. Он столько страдал, страдал безвинно, под бременем людской глупости и злобы, что мы хотели бы уврачевать своей любовью каждую его рану. Мы понимаем, что искупление невозможно, что общество никогда не сможет загладить свою вину перед страдальцем, которого оно истязало со звериной жестокостью; вот почему мы воздвигли ему алтарь в наших сердцах, ибо не можем отплатить ему даром более чистым, более драгоценным, чем это любовное, братское обожание. Он стал героем, более великим, чем иные, оттого что более иных страдал. Напрасные страдания снискали ему венец святого, — величественный, сияющий своей непорочностью, вступил он отныне в храм грядущего — обитель богов, где пребудут те, память о ком волнует сердца и вечно будет пробуждать в них благие чувства. Письма, которые он пересылал Вам, сударыня, вечно будут нетленны в памяти людской как благороднейший вопль истязаемой невинности, когда-либо исторгнутый из человеческой души. Никого еще доселе не постигала участь более ужасная, и никто еще не заслужил большего почитания и любви.