Читать «Голый конунг. Норманнизм как диагноз» онлайн - страница 25

При этом Романовский говорит о «заносчивом и самолюбивом» Ломоносове, о его «изворотливом уме», «властном характере», «хитрости» и «напоре», без чего он не мог бы сделать академической карьеры, что он «позволял себе многое, вовсе не совместимое с его учеными занятиями… Он мог, к примеру, явится на заседание Академии наук «в сильном подпитии», мог затеять драку в стенах Академии, мог оскорбить и унизить человека», что «грустная ирония исторической судьбы Ломоносова в том, что он, понимая патриотизм ученого, мягко сказать, весьма своеобразно, по сути сам преподнес советским потомкам свое имя, как идейное знамя борьбы с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом» (опять Ломоносов в обнимку со Сталиным).

Видя в столкновениях Ломоносова и Миллера столкновения «двух разных миросозерцаний», «двух противоположных взгляда на науку», геолог знакомо вещает, что «идеологический» конфликт этих ученых развивался «под соусом не просто национального патриотизма, но национальных интересов, целесообразность ставилась выше истины и это, к сожалению, стало одной из неискорененных традиций русской науки», и что «не гнушался Ломоносов писать на Миллера доносы и в высшие сферы, наклеивая на него ярлык «антипатриота» (Ломоносов и слова-то такого не знал).

Особенную антиломоносовскую прыть проявил молодой историк К.А. Писаренко, в 2003 г. изобразив Ломоносова в книге «Повседневная жизнь русского Двора в царствование Елизаветы Петровны», изданной в «Молодой гвардии», в качестве «известного на всю округу хама и скандалиста», «нахала», «хулигана», «грубияна», «человека дурного», «дебошира», «наглеца», «грубияна и задиры», «русской выскочки», пьяного кутилы (который весной 1743 г. «с горя все чаще и чаще прикладывался к вину и водке у себя дома или в ближайшем трактире»), «беспутного гения», «невоспитанного» и «неотесанного мужика», имевшего слишком взбалмошный и скверный характер и не обладавшего «внутренним благородством» («без зазрения совести вылил ушаты грязи на своего учителя» Генкеля, «фактически» оклеветал его, «ему ничего не стоило по любому поводу обматерить человека или ударить кулаком в лицо», старался «посильнее оскорбить или унизить ненавистных немцев», «часто нарочно приходил на Конференцию навеселе. Скандалил, ругался и угрожал побить академиков при первом же удобном случае», став адъюнктом, «несколько расслабился и в свободное от занятий наукой время принялся снова злоупотреблять алкоголем и безобразничать. Ему все сходило с рук благодаря протекции» Шумахера, но Ломоносов предал его»), и пр., и пр., и пр.

А в 2009 г. на страницах «российского исторического журнала» «Родина» (бедный-бедный Ломоносов, какую «высокую благодарность» заслужил от «Родины»!) Писаренко представил создателя нашей науки и просветителя «смутьяном и гулякой», «ленивым студентом», «забиякой-адъюнктом», «непутевым-адъюнктом», «нахальным адъюнктом», «хулиганом», «преступником», «грубым мужиком с импульсивным, неуравновешенным характером», у которого нрав «оказался на редкость скверным, взбалмошным и драчливым», «необузданным», «ужасным» и «воинственно-бешеным», который обращался «с подопечными грубо», оскорблял или унижал «почтенных профессоров-иноземцев». Возненавидев Шумахера, который, «не выпячивая собственных заслуг, вывел его в люди и гарантировал полное раскрытие его незаурядных способностей», Ломоносов, опираясь на Шуваловых, объявил ему «и окружающим советника «немцам», «врагам русской науки», настоящую войну».