Читать «Голый конунг. Норманнизм как диагноз» онлайн - страница 154

Посмотрим теперь на остаток, который выпадает после проверки приведенных выводов археологов. В 1990 г. антрополог Т.И. Алексеева, исследовав краниологическую серию Гнездовского могильника – четыре мужских и пять женских захоронений (крайне малая ее численность объясняется господством обряда трупосожжения), подытоживала: «… Отличие от германского комплекса и явное сходство с балтским и прибалтийско-финским налицо».

А в 1998 г. не страдающая в отличие от наших археологов скандинавоманией скандинавка А. Стальсберг, обращая внимание на наличие в Гнёздове «удивительно большого числа парных погребений с ладьей» (8—10 из 11) и указав, что «муж и жена обычно не умирают одновременно», не решилась принять за скандинавок спутниц умерших, т. к. убийства вдовы и ее похорон с мужем скандинавская история вроде бы не знает. Добавив к тому, что «следы вторичных захоронений найдены в несожженных камерах в Бирке, но трудно признать такие случаи в кремациях Гнездова, так как археологи, которые копали там, кажется, не отмечали возможные следы вторичного погребения». Вместе с тем она указала, что ладейные заклепки из Гнездова «ближе к балтийской и славянской, нежели скандинавской традиции», и объединила их с заклепками из ладожского Плакуна (однако в 2012 г. Т.А. Пушкина, В.В. Мурашева и Н.В. Енисова говорили о гнездовском богатом «скандинавском парном сожжении», а А.Е. Леонтьев и Е.Н. Носов тогда же подчеркнули, что «археологическим свидетельством деятельного скандинавского присутствия являются находки ладейных заклепок», но которые, по заключению Стальсберг, не имеют никакого отношения к скандинавской традиции).

Умножить на ноль сказанное Жарновым, Мурашевой и Клейном заставляет и тот еще факт, что основная масса гнездовских курганов не содержит оружия: погребения с набором воинского снаряжения составляют, констатировала в 2001 г. Т.А. Пушкина, около 3,7 % от числа всех исследованных (на тот момент было обследовано около 1100 захоронений). Но отправлять воина в загробный мир без оружия – для шведов это совсем не типично. Ибо в Валгаллу – «чертог убитых» – они приходили так, как им завещал Один: «каждый должен прийти в Валгаллу с тем добром, которое было с ним на костре…», и в первую очередь с оружием. «Умирая, – отмечает английская исследовательница Ж. Симпсон, – викинг-язычник забирал оружие с собой в могилу…», т. к. видел себя участником вечной битвы, в которой павшие воины вечно убивают друг друга и вечно возвращаются к жизни, «чтобы вновь начать бесконечный праздник»: они «все рубятся вечно в чертоге у Одина; в схватки вступают, а кончив сражение, мирно пируют».

Нельзя в данном случае не упомянуть серьезнейшую ошибку археологов, в ложном свете представлявшую историю Ижорского плато. Потому как расположенные на нем в громадном количестве курганы XI–XIII вв. считали древнерусскими, т. к. «они полны заупокойными дарами общерусских форм», в результате чего не оставалось места финскому племени водь и его памятникам. Но оказалось, что водские земледельцы в XII–XIII вв. «в изобилии пользовались новгородскими вещами и черты своего этноса сохранили лишь в курганной обрядности – в восточной ориентировке погребенных. … Водская культура формировалась в XII–XIII вв. под сильным влиянием Новгорода, где изготавливались на вывоз даже детали финского костюма». Можно также вспомнить и тот хорошо известный факт, что «при раскопках курганов поросских черных клобуков обнаружено много русского оружия и другой утвари. Оказывается, что кочевники носили русские шлемы, сабли, кистени и булавы, возможно, кольчуги». И что, теперь следует объявить погребенных в этих курганах русскими?