Читать «Срочный фрахт» онлайн - страница 155

И вот… Чернухин вернулся.

— Как же так… Сережа? — очень тихо и с недоумением спросил Самсонов, вглядываясь в темноту пустых впадин черепа, где уже не было неоценимых золотистых глаз, в крутой черноморский чубчик на лбу, тщетно ища в уродливости смерти знакомой живой красоты. — Как же ты? — повторил он и, махнув рукой, отвернулся, чтобы спрятать от людей неудержимую дрожь лица.

Подымая ногами густую, стоящую в воздухе пыль, Самсонов быстро вышел под солнце, на каменную площадку, к которой спадали сверху ступени. Овладев собой, он сел на нижнюю ступень и, положив на колено записную книжку, раскрыл ее.

— Как прикажете с телом, товарищ контр-адмирал? — осторожно спросил вышедший следом за ним офицер.

— Подождите! — сказал Самсонов, отделяя с бережностью страницы.

Первые листки были заполнены адресами, какими-то формулами, видимо, выписанными из учебника физики, отдельными записями. На одной страничке, мелко исписанной, Самсонов прочел строки монолога Мцыри и вспомнил, что часто видел у Чернухина томик Лермонтова. Вероятно, он выписал для памяти свои любимые стихи.

Самсонов перевернул еще несколько страниц и наконец увидел свое» имя. Ровным, четким почерком Чернухина, химическим карандашом — буквы от влажности стали ярко-лиловыми и хорошо разбирались — было написано:

«Моему командиру корабля, капитану второго ранга, товарищу Самсонову.

Товарищ командир корабля!

Может, я пишу это напрасно, но, сам не знаю почему, надеюсь и даже уверен, что дойдет до вас мое письмо. Знаю, что мне конец. Хоть в медицине и не силен, по понять, что осколок мины в живот дело плохое, — нетрудно. Меня ранили, когда мы шли обратно с разведки. Мина накрыла вплотную. Товарищей порвало сразу насмерть, я уполз в темноте. Забрался сюда. Место это знаю еще с мирного времени. Немцам тут меня не найти. И тут окончится моя жизнь. Жить мне очень хочется.

Но я согласен жить только на свободной своей земле, свободным советским человеком. Я мог бы остаться, где меня ранило. Но я не хочу жить, потеряв свободу и честь моряка. Это хуже самой собачьей смерти. Никогда не простили бы мне друзья, не простила бы русская земля… и я сам не простил бы. Хорошо знать и чувствовать, что я и все товарищи, которые отдали свою жизнь за Севастополь, умираем не напрасно…»

Со следующей страницы четкость почерка исчезла. Он стал измененным, прерывистым. Видимо, Чернухин писал после значительного перерыва, рука его ослабела, и каждое слово стоило ему уже значительного напряжения.

«Знаю, что нам приходится трудно. Их много. Десятеро против одного. Зато мы и набьем их больше. Мы будем стоять до конца, и если они даже задавят нас, эти серые подлецы, которые хотят закоптить нашу чистую жизнь, все равно они ничего не добьются. Даже если мы оставим наш Севастополь, все-таки придет наш час, когда отольются им в сто раз наша кровь и наши матросские слезы. Больно было мне, товарищ капитан второго ранга, смотреть, как мордуют и рушат немцы наш боевой город. Больно и смотреть на море, в котором лежит наш дорогой корабль. Но я смотрю сквозь время и вижу и знаю, что никакая сила не сломит дела, которое начали товарищ Ленин и партия. Пали нас огнем, проклятый фашист, бей железом, надрывайся в злобе, — ничего не добьешься, жилу надорвешь! Встанем из подлого твоего огня сильнее, чем прежде! И Севастополь встанет еще грозней, чем был, и такой красивый, что глазам на него смотреть будет больно. А враг и совсем на него глянуть не сможет — ослепнет. К вам, товарищ капитан второго ранга, моя последняя просьба: как найдете меня, похороните тут же на горе, чтоб мог я смотреть на новый Севастополь, на всю нашу большую, непокоримую советскую землю и вместе со всеми на нее радовался бы. Прощайте, товарищ капитан второго ранга! Прощайте, все товарищи! Стыдиться мне не за что. Умираю перед всеми чистый.