Читать «Закат и падение Римской Империи. Том 2» онлайн - страница 76

Вслед за падением Филиппа и переменой повелителя была введена новая система управления, столь обременительная для христиан, что их прежнее положение, даже то, в котором они находились со времен Домициана, казалось обеспечивавшим их полную свободу и безопасность в сравнении с теми строгостями, которым их подвергали во время непродолжительного царствования Деция: Добродетели этого государя едва ли дозволяют нам допускать предположение, что он действовал под влиянием низкой ненависти к любимцам своего предместника; более основательно предполагать, что, заботясь вообще о восстановлении чистоты римских нравов, он пожелал избавить империю от того, что он осуждал как новое и преступное суеверие. Епископы самых значительных городов были отняты у своей паствы или изгнанием, или смертной казнью, а бдительность должностных лиц в течение шестнадцати месяцев не допускала римское духовенство до новых выборов, так что между христианами возникло убеждение, что император охотнее допустит пребывание в своей столице какого-нибудь конкурента на верховную власть, нежели пребывание епископа. Если бы можно было допустить, что проницательность Деция усмотрела гордость под личиной смирения или предвидела, что из притязаний на духовную власть может мало-помалу возникнуть светское владычество, то нам не показалось бы удивительным, если бы он считал преемников Св. Петра за самых страшных соперников для преемников Августа.

Управление Валериана отличалось легкомыслием и непостоянством, несовместимыми с серьезными обязанностями римского цензора. В начале своего царствования он превосходил своим милосердием тех императоров, которых подозревали в привязанности к христианской религии, а в последние три с половиной года он подпал под влияние министра, преданного египетским суевериям; тогда он усвоил принципы своего предместника Деция и стал подражать его строгостям. Возведение на престол Галлиена, увеличившее бедствия империи, возвратило церкви внутреннее спокойствие, и христиане получили право свободно исповедовать свою религию благодаря эдикту, который был адресован к епископам и был составлен в таких выражениях, что как будто признавал за этими церковными сановниками официальный и публичный характер. Хотя старые законы и не формально отменены, они стали выходить из употребления, и (за исключением только некоторых враждебных намерений, которые приписывались императору Аврелиану) последователи Христа провели более сорока лет в таком благосостоянии, которое было для их добродетели гораздо более опасно, чем самые тяжелые угнетения, испытанные во время гонений.

Пример Павла Самосатского, занимавшего в Антиохии архиепископский престол в то время, как восток находился под властью Одената и Зенобии, может служить иллюстрацией для условий и характера того времени. Богатство этого прелата было достаточным доказательством его преступности, так как оно не досталось ему по наследству от предков и не было приобретено честным трудом. Павел смотрел на служение церкви как на очень выгодную профессию. Его управление церковью было продажное и хищническое; он часто вымогал приношения от самых богатых между верующими и присваивал себе значительную часть общественных доходов. Благодаря его гордости и роскоши христианская религия сделалась отвратительной в глазах язычников. И зала состоявшего при нем совета, и его трон, и великолепие, с которым он показывался публике, и толпа просителей, старавшихся обратить на себя его внимание, и множество писем и прошений, на которые он диктовал ответы, и непрерывная суматоха, в которую его вовлекали деловые занятия, — вся эта обстановка была более прилична для гражданского сановника, нежели для смиренного епископа первобытной церкви. Когда Павел говорил с кафедры проповедь к народу, он подражал фигурному языку и театральным жестам азиатских софистов, а собор оглашался громкими и самыми нелепыми похвалами его божественному красноречию. К тем, кто не подчинялся его власти или не хотел льстить его тщеславию, антиохийский прелат был дерзок, взыскателен и неумолим; но он ослаблял узы дисциплины и расточал сокровища церкви в пользу подчиненного ему духовенства, которому было дозволено подражать своему начальнику в удовлетворении всех чувственных влечений, так как Павел без всяких стеснений предавался наслаждениям изящной кухни и поместил в епископском дворце двух молодых и красивых женщин, которые были постоянными его собеседницами в часы досуга.