Читать «Воевода заморских земель» онлайн - страница 9

Андрей Посняков

Прошептал про себя:

— Эх, Ульяна-краса, и хотелось бы с тобой подольше… Да только время не ждет — уж больно вести важные. Ничего, боле уж никуда в далекость не соберусь… Однако вот и Нутная.

На перекрестке улиц Нутной и Славной, среди набухших почками верб, гоняясь друг за другом, играли ребята в смешных кургузых тулупчиках. Подъехав ближе, Гриша посмотрел на них с какой-то затаенной тоской — вот так и он когда-то. Подозвал одного из пацанов, вихрастого, в расстегнутом полушубке, без шапки.

— Как звать?

— Федором, мил человек.

— Вот что, Федор. Хочешь пуло?

Глаза мальчишки широко раскрылись.

— Пуло! А что делать-то?

— Видишь церковь Николая Чудотворца?

— Ну.

— Напротив — усадебка небольшая. Спросишь, дома ли хозяин. Понял?

— Угу.

— Ну, коли понял, беги.

Пацан стрелой сорвался с места и вскоре возвратился обратно — да тут и бежать-то было всего ничего: от Славной улицы до церкви Николая Чудотворца едва ль и сотня саженей набиралась. Гриша и сам бы мог доскакать, да неохота было одежду пачкать — уж больно грязна Нутная, не то что Славная. А кафтан на Гришане новый — только что из сундука молодая жена достала. Английского сукна, василькового цвета, по обшлагам украшен битью — расплющенной серебряной проволокой. Правый рукав топорщится — словно засунуто что. Ну, а что именно — о том Гришаня даже Ульянке пока не рассказывал. Поверх кафтана небрежно накинут длинный ярко-желтый охабень с завязанными позади рукавами, тоже украшенный, только не битью, а узорчатой тканью. Выпендривался Гришаня — вполне мог бы и простой плащик набросить, не шибко-то холодно было, даже шапку на голову не надел, да не забыл золоченый обруч. Зато вид имел солидный, сразу ясно — старший посадничий дьяк едет, Григорий Федосеевич, человек всеми уважаемый и богатый. Ну, уважаемый, понятно, а вот насчет богатства… Пожалуй, окромя охабня с кафтаном да немецкого, расшитого серебром, вамса, ничего больше за душою и не было. Конь — и тот казенный, а в усадьбу на углу Ильинской и Славной сам посадник, Олег Иваныч Завойский, пустил пожить, пока молодожены свое жилье не купят. Да ведь и купил бы Гриша! Еще осенью бы купил, кабы не проклятые пираты, что оставили от всех Гришиных капиталов, вложенных в африканскую экспедицию, один пшик. Мог бы и не рисковать всеми-то деньгами, да бес попутал, вернее — жена Ульянка. Той все хотелось скорее. Вот и дохотелось, блин. Гриша сплюнул. Говорил ведь Олег Иваныч: «Выслушай бабу, да сделай наоборот!» Не послушал. Впрочем, не один он тогда пролетел.

— Нету хозяина, мил человек, — подбежал ближе мальчишка. — Баба его сказывала: со службишки не вернулся еще.

— Со службишки? Ага… На, лови пуло.

Впереди, в сотне саженей, на перекрестке Славной с Витков-переулком, средь ивовых зарослей, в виду Ганзейского двора, стояли трое. Все молодые — вряд ли старше Гришани, двое — так вообще почти дети — в сермягах с заплатками, на ногах — кожаные лапти-поршни. Те, что помоложе, — пошатывались, будто пьяные, впрочем, они и были пьяными, потому как возвращались с Лубяницы, из корчмы, да вот по пути решили зайти к Немецкому двору, угостить переваром лепшего дружбана Олельку Гнуса. Тот их старше — вожак признанный — наглый, упитанный, краснорожий, что ни слово — то ругательство мерзкое. Высвистали Олельку со двора, из-за пазухи баклажку вытащили. Олелька на них шикнул, на двор оглянулся боязливо. Хозяин, господин Якоб, пьянства не терпит.