Читать «Музыка и тишина» онлайн - страница 144
Роуз Тремейн
La Petizione
Пока стояло лето, оркестр Его Величества чаще всего играл в саду или в беседке Росенборга, но сейчас, когда дни становятся короче, Король возвращается в Vinterstue, а музыканты в погреб.
Король Кристиан объяснил Питеру, почему он настаивает, чтобы они оставались в нем. Он понимает, что в погребе им холодно, что там мало света, что они, возможно, считают себя забытыми.
— …Но я так и задумал, — говорит он, — чтобы о вас
— К чему они стремятся, Сир?
— К тому, чтобы исполниться чувством изумления! Разве вы тоже к этому не стремитесь, мистер Клэр?
Питер Клэр отвечает, что не замечал в себе подобного стремления, но, тем не менее, полагает, что оно в нем есть.
— Конечно, есть! — говорит Король Кристиан. — Но когда вы последний раз сталкивались с тем, что это стремление было чем-то удовлетворено?
Лютнист смотрит в глаза Короля, опухшие и красные от бессонницы, затуманенные тревогой и горем. Он страстно хочет признаться Королю, что ответ на свои тоску и томления находит в Эмилии Тилсен, что она вызывает в нем изумление и являет его взору образ такого человека, каким он хочет быть. Но Питеру Клэру представляется жестоким разговаривать сейчас с Королем о своей любви. Это невозможно, поскольку Эмилия так же тесно связана с Кирстен, как он с Кристианом.
— Мне кажется, — осторожно замечает он, — что, когда наш оркестр сливается в полной гармонии, я какое-то время… переживаю…
— Чудо?
— Очарование.
— Может быть, это одно и то же?
— Почти. Я настолько полно отдаюсь восприятию звука — который представляется единым, хотя в действительности в нем сливаются все наши партии, — что во мне пробуждается та часть моего существа, которая в другое время не дает о себе знать.
— Та, где живет надежда или нечто подобное ей?
— Да. Та, где обитает не мое привычное я, которое блуждает без цели, ест, спит и предается праздности, но мое
При последних словах лютниста Король принимается беспокойно теребить свою косицу — это замечание открыло ему, как далеко ушел он в бесплодном потворстве испорченности Кирстен от того человека, который некогда в грезах своих проектировал военные корабли, который собирал городских бродяг под величественной крышей Ратуши и усаживал их за ткацкие станки.
— Ах, — вздыхает он. — Весь фокус в том, чтобы найти путь — неважно, ведет он вперед или назад, — к тому, чем мы стремимся быть.
При всех панегириках Питера Клэра гармонии, недавние репетиции в погребе грешили диссонансами.