Читать «Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества» онлайн - страница 76

Т. Толычова

В. А. Елагину

Светло блестит на глади неба ясной Живая ткань лазури и огня, Симвóл души, проснувшейся прекрасно, Заря безоблачного дня; Так ты мечту мне сладкую внушаешь; Пленителен, завиден твой удел: Среди наук ты гордо возмужаешь Для стройных дум и светлых дел; От ранних лет полюбишь наслажденья, Привольные и добрые всегда: Деятельный покой уединенья И независимость труда; Младая грудь надежно укрепится Волненьем чувств свободных и святых, И весело, высоко разгорится Отвага помыслов твоих, И, гражданин торжественного мира, Где не слышна земная суета, Где ни оков, ни злата, ни кумира, Душа открыта и чиста; Где в тишине растут ее созданья, Которым нет простора меж людей, — Ты совершишь заветные желанья Счастливой юности твоей. О! вспомни ты в те сладостные лета, Что я твою судьбу предугадал, И слепо верь в пророчества поэта И в правоту его похвал!

А. П. Елагиной

При поднесении ей своего портрета

Таков я был в минувши лета В той знаменитой стороне, Где развивалися во мне Две добродетели поэта: Хмель и свобода. Слава им! Их чудотворной благодати, Их вдохновеньям удалым Обязан я житьем лихим Среди товарищей и братий, И неподкупностью трудов, И независимостью лени, И чистым буйством помышлений, И молодечеством стихов. Как шум и звон пирушки вольной, Как про любовь счастливый сон, Волшебный шум, волшебный звон, Сон упоительно-раздольный, — Моя беспечная весна Промчалась. Чувствую и знаю, Не целомудренна она Была — и радостно встречаю Мои другие времена! Но святы мне лета былые! Доселе блещут силой их Мои восторги веселые, Звучит заносчивый мой стих И вот на память и храненье, В виду России и Москвы — Я вам дарю изображенье Моей студентской головы!

П. В. Киреевскому

Где б ни был ты, мой Петр, ты должен знать, где я Живу и движусь? Как поэзия моя, Моя любезная, скучает иль играет, Бездействует иль нет, молчит иль распевает? Ты должен знать, каков теперешний мой день? По-прежнему ль его одолевает лень, И вял он и сердит, влачащийся уныло? Иль радостен и свеж, блистает бодрой силой, Подобно жениху, идущему на брак? Отпел я молодость и бросил кое-как Потехи жизни той шутливой, беззаботной, Удалой, ветреной, хмельной и быстролетной. Бог с ними! Лучшего теперь добился я: Уединенного и мирного житья! Передо мной моя наследная картина: Вот горы, подле них широкая долина И речка, сад, пруды, поля, дорога, лес, И бледная лазурь отеческих небес! Здесь благодатное убежище поэта От пошлости градской и треволнений света. Моя поэзия — хвала и слава ей! Когда-то гордая свободою своей, Когда-то резвая, гулявшая небрежно И загулявшаясь едва не безнадежно, Теперь она не та, теперь она тиха: Не буйная мечта, не резкий звон стиха И не заносчивость и удаль выраженья Ей нравятся — о нет! пиры и песнопень, Какие некогда любила всей душой, Теперь несносны ей, степенно-молодой, И жизнь спокойную гульбе предпочитая, Смиренно-мудрая и дельно-занятая, Она готовится явить в ученый свет Не сотни две стихов во славу юных лет, Произведение таланта миговое — Элегию, сонет, а что-нибудь большое! И то сказать: ужель судьбой присуждено Ей весь свой век хвалить и прославлять вино И шалости любви нескромной? Два предмета, Не спорю, милые, — да что в них? Солнце лета, Лучами ранними гоня ночную тень, Находит весело проснувшимся мой день; Живу, со мною мир великий, чуждый скуки, Неистощимые сокровища науки, Запасы чистого привольного труда И мыслей творческих, не тяжких никогда! Как сладостно душе свободно-одинокой Героя своего обдумывать! Глубоко, Решительно в него влюбленная, она Цветет, гордится им, им дышит, им полна; Везде ему черты родные собирает; Как нежно, пламенно, как искренно желает, Да выйдет он, ее любимец, пред людей В достоинстве своем и в красоте своей, Таков, как должен быть он весь душой и телом, И ростом, и лицом; тот самый словом, делом, Осанкой, поступью, и с тем копьем в руке, И в том же панцире, и в том же шишаке! Короток мой обед; нехитрых сельских брашен Здоровой прелестью мой скромный стол украшен И не качается от пьяного вина; Не долог, не спесив мой отдых, тень одна, И тень стигийская бывалой крепкой лени, Я просыпаюся для тех же упражнений Иль, предан легкому раздумью и мечтам, Гуляю наобум по долам и горам. Но где же ты, мой Петр, скажи? Ужели снова Оставил тишину родительского крова И снова на чужих, далеких берегах Один, у мыслящей Германии в гостях, Сидишь, препогружен своей послушной думой Во глубь премудрости туманной и угрюмой? Или спешишь в Карлсбад — здоровье освежать Бездельем, воздухом, движеньем? Иль опять, Своенародности подвижник просвещенный, С ученым фонарем истории, смиренно Ты древлерусские обходишь города, Деятелен, и мил, и одинак всегда? О! дозовусь ли я тебя, мой несравненный, В мои края и в мой приют благословенный? Со мною ждут тебя свобода и покой — Две добродетели судьбы моей простой, Уединение, ленивки пуховые, Халат, рабочий стол и книги выписные. Ты здесь найдешь пруды, болота и леса, Ружье и умного охотничьего пса. Здесь благодатное убежище поэта От пошлости градской и треволнений света: Мы будем чувствовать и мыслить, и мечтать, Былые, светлые надежды пробуждать, И, обновленные еще живей и краше, Они воспламенят воображенье наше, И снова будет мир пленительный готов Для розысков твоих и для моих стихов!