Читать «Властелин замка» онлайн - страница 122

Я знала, что Клод была возмущена — мысль о необходимости уехать, оставив графа в замке, была ей ненавистна. Я находилась в одном из маленьких садиков, огороженных стеной, когда она проходила мимо в сопровождении графа. Мы не видели друг друга, но я слышала их голоса — ее голос звучал довольно отчетливо, потому что он был высоким, и, когда она сердилась — очень громким.

— Они будут ждать тебя!

— Они поймут. Вы с Филиппом объясните все про несчастный случай,

— Несчастный случай! Несколько синяков! — он ответил ей что-то, чего я не могла расслышать, а она продолжала:

— Лотер... ну пожалуйста!

— Моя дорогая, я останусь здесь.

— Ты меня не слушаешь. Кажется, ты...

Голос его стал тихим, почти ласковым, и вскоре они отошли так далеко, что разговор стал уже не слышен. Несомненно, отношения между ними продолжались, подумала я с грустью.

Однако, в Париж все же поехали Клод с Филиппом, и я, отбросив в сторону все свои сомнения и страхи, предвкушала удовольствие от отсутствия в доме Клод.

Дни стояли длинные и солнечные. Каждое утро я просыпалась с ощущением ожидания. Никогда еще в своей жизни я не была так счастлива, но при этом я знала, что счастье мое изменчиво, как апрельский день. В любой момент я могла сделать какое-нибудь неприятное открытие; в конце концов, меня могли просто уволить. В мгновение ока небосвод над моей головой могло затянуть тучами, полностью закрыв от меня солнце. Тем более следовало наслаждаться жизнью, пока была возможность.

Как только уехали Филипп и Клод, граф стал заходить в галерею чаще. Иногда мне казалось, что он бежал от чего-то, что страстно желал открыть для себя. Бывали мгновения, когда мне удавалось за насмешками разглядеть другого человека. Я даже тешила себя надеждой, что наши с ним разговоры доставляют ему такое же удовольствие, как и мне.

Когда он уходил, я вновь обретала благоразумие, смеясь над собою и вопрошая, как далеко я могла зайти в своих заблуждениях.

Всему этому существовало простое объяснение: ему больше не с кем было приятно провести время в замке, поэтому он находил меня и мое серьезное отношение к работе занимательными. Я должна об этом помнить.

Но живописью он действительно интересовался и много о ней знал. Я вспоминала трогательную запись в дневнике Франсуазы. Она писала, что должна узнать что-нибудь о том, что интересовало его. Бедная испуганная Франсуаза! Почему она так боялась?

Временами лицо его омрачалось, принимая циничное выражение — представляю, как это могло пугать кроткую, не слишком умную женщину. Возможно, в этом действительно был оттенок садизма, словно колкости и неловкость, которую они доставляли окружающим, приносили ему удовольствие. Но для меня эта его черта была сродни плесени, которую жизнь наложила на истинную его натуру, — так картина может пострадать от небрежного к ней отношения. Я была уверена, что картину можно восстановить до ее первозданной красоты, и человеческий характер тоже. Но картину нужно понимать, обращаться с ней уверенно и одновременно осторожно, нужно уметь писать самому, прежде чем браться за реставрацию. И насколько более осторожным нужно быть, прежде чем пытаться восстановить человеческую натуру!