Читать «Государевы конюхи» онлайн - страница 725

— Вот тут, Степа, рассказывай подробнее и особо растолкуй Роману Ивановичу, как ты мешок с гречей кидал и убедился, что тело не могли со двора князя Сицкого перебросить, — велел Башмаков.

Деревнин, схватившийся было за сердце, вздохнул с облегчением.

Стенька, несколько смущаясь, и это рассказал.

— И получается, что княжич Обнорский забеспокоился, как бы все это дело не раскрылось, пробрался к боярышням, которые не знали, как же теперь с покойным братцем быть, и выкинул тело с гульбища в сад. А вот как он потом с твоего двора уходил — про то не знаю, врать не стану. Зато знаю другое — чему он твоих дочек научил, просидев с ними в их светлице, может, ночь, а может, и все три. Он научил их — слушай, боярин! — спуститься к тебе и утешить тебя тем, что дитя-де было не твое, а жена твоя Агафья спуталась с приказчиком Васькой, и что молчали-де они от жалости к тебе, а как дитяти не стало, они и осмелились сказать! Так ли было?

— Ты изловил его?! — Троекуров резко повернулся к Башмакову. — Сказку отобрал? Дай сюда столбцы! Сам видеть хочу!

— В тех столбцах иное, Роман Иванович. В тех столбцах — про то, как твои дочки меж тобой и боярыней потихоньку клин вбивали. Им другие братики да сестрички не надобны, тогда они и вовсе замуж не выйдут, старыми девками помрут! А Обнорского нам изловить не удалось. Вот, распутываем, что он понаделать успел, прежде чем с Москвы прочь подался. Так как же, пойдем ход в погребе смотреть?

— Чего уж там смотреть…

— Стало быть, сам их там и упрятал. Роман Иванович, мне твоих дочек жалко. За что ты их так не любил? За что жену свою любви лишил? Ты ведь Божий завет нарушил. Что убил — великий грех, так ведь потому его и сотворил, что с иного греха все началось — с того, что христианской любви к ближним не имел. Ты-то силен, а ближние-то слабы, любил бы ты их — сумел бы это понять.

Троекуров ничего не ответил.

— Сейчас мы пойдем прочь, и без тебя дел довольно, а ты сиди и думай, как узелок развязать, тобою же завязанный, — жестко сказал Башмаков. — Трое суток тебе даю. Хочешь — в сибирские украины беги, хочешь — в колодец вниз головой, хочешь — девок своих замуж спешно отдавай, хочешь — государю в ноги бросайся, никто тебя трогать не станет. Так, Гаврила Михайлович?

— Так, — подумав, сказал подьячий, поклонился Троекурову и без прощальных слов вышел из горницы. На пороге он сделал знак Стеньке, и тот поспешил за Деревниным. Последним вышел Башмаков.

Они молча спустились с крыльца и пересекли двор. Заговорили уже за воротами.

— Ты не боишься, Дементий Минич, что он с дочками расправится? — спросил Деревнин.

— Значит, на то Божья воля. Но вряд ли — он сейчас крепко думать будет. А через три дня, Гаврила Михайлович, отправляйся с приставами, ищи в подвале два тела. Дело такое, что не надобно много шума поднимать — нам еще Обнорского ловить, и этот шум нам сильно повредить может…